Я предложил этот проект майору и декану, но ничего, конечно, не получилось. Но всё же эта идея принесла свои плоды: из неё родятся Школа политподготовки Национальной гвардии, а позднее — Институт военной подготовки «Генерал Томас Эррера».
Но всё это было потом. В мои первые месяцы службы я и близко не приближался к Торрихосу. Видел его издалека на пути из аэропорта к дому и из дома в аэропорт. Иногда видел его профиль в окнах автомашин, всегда разных. А однажды он приехал на базу в автобусе, одном из обычных ярко раскрашенных и довольно древних городских, прозванных chivas. В тот раз это была, так скажем, chivita. Так что я долго не ощущал его физически.
Но однажды после полудня генерал вызвал меня к себе. Для меня это было очень некстати, потому что в тот день мои ребята достали где-то корову, и мы хотели зажарить её на пляже ближе к вечеру. Я мысленно уже был с моими товарищами на пляже, развлекаясь вовсю с мясом и напитками, но вместо этого очутился в доме генерала в компании кучи министров.
Когда я подошёл к дому генерала, он стоял в дверях и ел манго. Увидев меня, он сказал: «Входи. Хочу показать тебе, как управляют страной». В зале был министр труда Роландо Мургас. Не помню, был ли к тому времени готов новый Трудовой кодекс. Был там и министр экономики Николас Ардитта Барлетта, который через несколько лет, когда генерала уже не будет, станет президентом.
Когда мы вошли, Барлетта докладывал об экономике. Через некоторое время генерал прервал его и спросил меня, понимаю ли я что-то. Я ответил, что нет, потому что, во‐первых, не являюсь экономистом и, во‐вторых, потому что начал слушал его с середины. Тогда генерал сказал, что раз профессор университета не понимает доклада, то он — тем более. Приказал перевести доклад на испанский и объявил совещание закрытым.
Ещё не было поздно присоединиться к моим товарищам на пляже, поэтому я встал, чтобы уйти вместе со всеми. Однако мне не повезло, он попросил меня остаться. Мы вышли с ним на террасу, и он расположился в своём любимом гамаке.
Там он не спеша раскурил свою сигару и долго смотрел вдаль. Вообще он умел молчать. При нём молчание не было тягостным, не хотелось прерывать его ни словом, ни чем ещё, чтобы прервать его. Это молчание было как будто ценным само по себе, полно смыслом, мыслями, внутренним покоем.
Вдруг, как будто естественно продолжая уже начатый разговор, он спросил меня, как идёт моя учёба курсанта. Я ответил, что идёт хорошо, но не так чтобы уж слишком хорошо. На занятиях по истории я, подобно Китсу, который в одном из его красивых сонетов перепутал Бальбоа с Эрнаном Кортесом, назвал Васко Нуньеса Бальбоа Франциском, а на занятиях по арифметике путал десятые с сотыми.
Я, профессор университета, не был первым в группе, где только один новобранец закончил среднюю школу. Его в группе так и прозвали: «бакалавр». Отличился же я на стрельбище, на длинных утренних пробежках, а ещё тем, что несколько месяцев назад меня спасли, бросив мне спасательную доску в море.
Потом он спросил меня о дисциплине, и я ответил, что тут солдатам навязывают её слепую, механическую модель. «Так, — сказал я, — если сейчас сюда войдёт с солдатами офицер выше рангом и прикажет арестовать Вас, они, не колеблясь, повинуются приказу». На это он мне не ответил. Когда я вернулся к своим, праздник на пляже уже закончился. Мне сообщили, что «говядина была сочной, пальчики оближешь». На следующий день генерал поступил необычным образом. Вместо утреннего обхода батальона он вывел всех на ту же площадь, на которой я с ним познакомился. И произнёс речь, одну из самых лучших из всех известных мне его выступлений. К сожалению, я не записал её на плёнку, и никто не записывал её вручную.
Начиналась она так:
«Я знаю, что вас учат подчинению офицерам более высокого ранга. Однако учитесь отличать “ранги” от “иерархии”. Это разные понятия».
И дальше он начал приводить примеры, показывающие эту разницу:
«Ранг присваивается указом. Иерархии достигаются примерами.
Тот, кто имеет ранг говорит: “Идите”. Тот, кто говорит “Следуйте за мной”, имеет для этого “иерархию”.
Ранг сродни причине. Иерархия сродни необходимости.
Студенты, рабочие, крестьяне, дети … это иерархия для вас, приказы которой вы обязаны исполнять».