Егор успокаивает, обнимает, гладит меня по плечам и голове, я молча согласно киваю, что да, не стоит обращать внимания. Я не хочу обсуждать все это в такси, гоняю в голове то, что сейчас произошло, лицо тети, слова ее и прошлое, складываю по крупицам и вдруг понимаю, откуда могла вырасти эта злость. Наивная девочка, я даже подумать не могла…
До вылета еще много времен и мы садимся за столик в кафе. Выпиваю стакан воды и могу разговаривать.
— Мама иногда жалела ее, что она всю жизнь старой девой живет, так и не вышла замуж. Дед рассказывал, что у нее был роман в молодости, который ничем не закончился. Мужчина взял в жены другую девушку, ту, что выбрал его отец. А она осталась одна, страдала, ни с кем не встречалась. Мой отец почему — то считал важным ей помогать. Но я только сейчас поняла, что тот мужчина — отец Бахтияра! Она так на него всегда смотрела на праздниках! Она его любила, а он ее бросил. — потираю виски, голова разболелась.
Вот это страсти, оказывается, кипели рядом! Дядя Марат, наверное, чувствовал свою вину за ее судьбу, а мой отец, его друг, помогал ей материально или передавая деньги от него? Как родственнику это можно, а бывшему так открыто говорить «извини» — нельзя. И она брала, принимала эту поддержку много лет.
— Значит, твой отец проверил информацию по сыну друга. Теперь бывшего друга, судя по всему. — Егор вздыхает и берется за меню. Мы так и не поели днем, он голодный. А в меня сейчас ничего не полезет. Мысль о том, что отец поругался с со старым другом кажется нереальной, никак не укладываясь в моей голове.
— Не верю, что отец с дядей Маратом по бизнесу разошлись. Они всегда стремились идти рядом и поддерживать друг друга… — И вспоминаю строчки из письма. — Знаешь… Дед мне написал про отца… чтобы я не обижалась на него.
Егор внимательно слушает, и я решаюсь рассказать то, что сама еще не приняла и старалась сегодня не вспоминать.
— Папа любил маму, а ее первая беременность протекала сложно и после тяжелых родов мама очень долго восстанавливалась. Я была на редкость здоровым ребенком, не болела совсем. И кто-то из старших родственников сказал отцу, что это я забрала здоровье у матери. Тот поверил в наговоры. — Голова гудит, накатывают воспоминания из детства, горькая обида комом толкается в горле. Проглатываю. — Однажды, сильно выпив, папа сам сказал об этом деду, когда уже не стало мамы. Он вроде как понимал, что это все пустое, но не мог с собой справиться. Ему было тяжело видеть меня все время рядом. И тогда дед пришел с просьбой забрать меня к себе.
Мне снова хочется плакать, но я держусь, не выплескиваю все эмоции наружу.
— Я очень похожа на маму, и это, оказывается, тоже было тяжело для отца. Дедушка как знал, что папа попытается меня сразу выдать замуж. Ну… чтобы пристроить за обеспеченного мужчину, и больше не переживать за мою судьбу. Вроде как что должен — сделал, и можно видеться только по праздникам.
— Надо же, какая забота.
— Дед мне написал, чтобы не слушалась его, а жила своей жизнью. И замуж сама решила, за кого идти. А отца простила. Вот… перевариваю.
— Аль… — Егор тянется рукой через стол, подхватывает мои пальцы и переплетает со своими. — Все будет хорошо. Я согласен с твоим дедом. Не оглядывайся назад. Иди вперед.
ГЛАВА 22. Верь мне
ЕГОР
Темный вечер, под ногами грязь. Парковка вся освещена, но фонарь над моей машиной не горит. Попадаю ногой в лужу, матерюсь. Вроде начало декабря, а снега нормального все нет. Одна грязь под ногами. Завтра дам втык Петровне за темный угол.
День сегодня был сложный, последняя операция затянулась. Домой бы скорей. Сажусь за руль и откидываюсь. Пару минут посижу и поеду.
Пассажирская дверь вдруг открывается и в машину садится человек. Был бы не таким усталым, удивился. А так чувствую только раздражение и злость. Поворачиваю голову.
— Кто вы? Что нужно?
Мужчина в спортивной одежде, толстовка и утепленная жилетка, капюшон на голове. Лица не вижу.
— Нужно поговорить. А кто я, думаю, вы знаете. — Голос глухой. Прокуренный или что-то со связками у него не в порядке.
Он поднимает руку и медленно снимает капюшон. Всматриваюсь в лицо. Через пару секунд приходит узнавание. Мать его! Даже в темноте вижу черты лица. Внимательно вглядываюсь в свою работу. Шрамы остались, но практически не видны. А вот взгляд его мне незнаком. Не видел я его глаз. Практически все время, что он провел в отделении института, был в отключке. А как стал приходить в себя, я его быстро выписал.
Мой сердечный ритм нарастает, внутренняя дрожь проходит по всему телу. Но мне важно сейчас, чтобы не дрогнул голос. Не стоит показывать, что я его испугался.