Выбрать главу

Его сердце сжалось, и он резко сказал:

— Я не позволю тебе сожалеть об этом.

Срывающимся голосом она ответила:

— И не буду, — но всё равно, что-то было не так.

Они смотрели друг на друга.

И он вновь почувствовал это – любовь, которую для него открыли Миколас и Вельвет Салис. Любовь постоянную и прочную, любовь, которая была чистой и глубокой, которая выросла из дружбы двух родственных душ.

Именно такая любовь и была между Виллемом и Серенити, только он упустил её, прежде, чем осознать, что именно это она и была.

Виллем взглянул на Серенити, и прекрасно понял, о чём она думала, и что боялась сказать.

Потому что он любил её.

Потому что он всегда любил её.

— Сири, — он сделал шаг ей на встречу, но тут же его грудь сдавило, понимая, что она вздрогнула в страхе, будто его близость причиняла ей боль. Виллем остановился, хотя ничего больше в мире не желал, чем броситься к ней, заключить в объятия и любить и дорожить ею так, как она того заслуживала.

Тяжело дыша, он сказал:

— Ты должна позволить мне объясниться о Шейн, — Серенити вздрогнула от упоминания имени сестры, и от вида опустошения в её глазах, Виллема практически пал на колени.

— Никогда, — голос Серенити был звонкий и холодный.

Он хотел возразить, ведь прекрасно понимал, что пока они всё не выяснят, не смогут двигаться дальше. Но, Боже, она выглядела такой чертовски слабой, будто вот-вот развалится на части, что у него не хватило духу ей возразить.

Её губы изогнулись.

— Это всегда будет то, чего я хочу, — отводя взгляд в сторону, она прошептала, — я достаточно наслышана о вас двоих от неё.

Виллем замер.

— Ангел…

Она дёрнула головой и взглянув на него была переполнена чувством предательства, мощной волной которого, Виллема практически оттолкнуло от неё.

— Сири…

— Ты сказал ей про это, — в её голосе было столько боли. — Как ты мог?

— Нет, —  его голос был жёстким. — Я не говорил ей, — внезапно, он осознал откуда вся эта ненависть, каким образом мысли о мести медленно, но глубоко внедрялась в неё. Чёрт бы тебя побрал, Шейн. Он заставит эту стерву заплатить за содеянное, даже если это будет последняя вещь, которую он сделает.

Сделав шаг вперёд, он крепко сжал её плечи.

— Посмотри на меня, — скомандовал он.

Она знала, что не стоит подчиняться ему, но не смогла устоять, ведь любила и ненавидела его одновременно.

— В ту ночь, когда мы занимались любовью… — он тяжело дышал, — я взглянул в твои глаза, и понял, что то, что ты мне говорила, было правдой. Ты любила меня.

Серенити побледнела от его слов.

— Прекрати.

Но казалось, миллиардер не слышал её.

— Это выбило почву у меня из-под ног, и я понял, что хочу убежать.

— Я сказала прекрати, — прошипела она, хоть слёзы уже струились по её щекам. Она не могла понять, почему он хотел это сделать, неужели не понимал, как вогнал её в агонию, а сердце вырвав из груди, разорвал в клочья, хоть она и молила его остановиться.

Пожалуйста.

Пожалуйста, подожди.

Пожалуйста…

Хриплые рыдания содрогали её тело, и вырвавшись из его хватки, она стала колотить его в грудь.

— Я ненавижу тебя, — она снова и снова била его в грудь, будто вместе с гневом из неё выходил весь яд, впрыснутый в её систему. — Я ненавижу тебя. Ненавижу. Она всё мне рассказала. Всё.

— Серенити остановись, — его лицо было сконцентрированным и жёстким. Он не мог терпеть невыносимой боли, исказившей любимое лицо.

— Она сказала, что ты заплатил ей, чтобы она не подпускала меня к тебе.

Виллем замер.

— Она с-сказала, ч-что ты опасался, б-будто я стану преследовать т-тебя и у-умолять вернуться…

Он не собирался давать ей закончить.

— Достаточно, Сири, — её боль была слишком невыносима. Он в отчаянии припал к её губам, и когда слёзы Серенити смешались с их поцелуем, он ещё отчаяннее стал её целовать, желая, чтобы через поцелуй он смог забрать её боль.

— Позволь мне всё объяснить, Сири, — прошептал он ей в губы.

— Я никогда не поверю тебе, — тупо сказала она.

Виллем сглотнул.

— Я всё равно открою тебе правду, — он сильнее обхватил её. — Ты ведь знаешь историю о моих родителях, которые, практически уничтожили своих детей, из-за того, насколько разрушительной была их любовь. Это была единственная форма любви, известная мне, и которой я отчаянно избегал в своей жизни. Когда ты впервые сказала мне, что любишь, я тебе не поверил. Но затем, в ту ночь… — он громко вздохнул. — Я понял. Это была правда. Я также понял, что должен уйти, потому что считал, что не люблю тебя.