— Говори.
На этот раз, она даже не думала уклоняться. Она говорила.
Изливая всю душу, она почувствовала, что в мыслях царит полных хаос, и она это ненавидела. Это была не она — эта ужасная, трясущаяся, запуганная, беспомощная масса — она не хотела опять быть той старой, слабой, эгоистичной Серенити, которой была раньше.
Когда Серенити закончила рассказ, Виллем резко сказал:
— Не плачь.
Она до боли прикусила губу.
Всё его нутро желало притянуть её в объятья, и заверить, что всё будет хорошо. Но он знал, что если поступит так, то это будет ложь.
— Он домогался тебя, Серенити, — она побледнела от его слов, но он не позволил этому повлиять на себя. — А ты позволяла ему это делать, — из неё вырвались новые рыдания, но он и этому не позволил повлиять на себя. — Не прячься от правды, чёрт возьми.
Злость в голосе миллиардера, заставила её желать свернуться в клубок, и рыдать, что есть сил.
— Мне ж-жаль...
— И правильно, — он сжал кулаки, стараясь держать руки при себе. — Потому что, в следующий раз, меня может не быть рядом, чтобы остановить негодника. — Фантазия сыграла с ним злую шутку, показывая сюжет, когда Серенити попадает всё же в руки другого мужчины, и тот доводит начатое до конца. — Мне нужно, чтобы ты максимально внимательно послушала меня, ангел.
Голубые глаза, полные потрясения и боли, встретились с его.
— Рано или поздно, тебе придётся сделать выбор, и я считаю, что сейчас, настало самое подходящее время, — и прежде, чем она успела что-то возразить, продолжил, — ты должна определиться, хочешь ли ты действительно жить, или нет. — И несмотря на то, что Серенити вздрогнула от его слов, продолжил, — я знаю через что тебе пришлось пройти, и так же, знаю, что часть тебя, всё ещё винит себя за то, что произошло с отцом.
Виллем сделал ещё один глубокий вдох.
— Но также, я знаю, что ты не настолько глупа, чтобы действительно, чувствовать свою вину. Он принимал собственные решения, и они оказались ошибочными. Он превратил своего собственного ребёнка в пешку, в борьбе за свои же мечты. Он решил убить себя, вместо того, чтобы взглянуть в лицо своим ошибкам. Он решил оставить тебя.
Медленно, Виллем взял руки девушки в свои. Они были такими хрупкими и холодными, и он почувствовал, как невидимые цепи опутывают их, соединяя вместе души.
— Настало твоё время, Серенити. Ты должна знать, что каждый раз, когда ты позволяешь кому-то возвышаться над тобой, каждый раз, когда позволяешь сделать из себя жертву, ты отказываешься от собственной жизни. Таким образом, ты всё ещё позволяешь своему отцу диктовать, как тебе жить, прямо из могилы, и если так и будет продолжаться, тогда, какого же ты чёрта, тогда сломала себе ногу? — Виллем крепче сжал её руки, и когда он вновь заговорил, голос был низким и диким, — какого дьявола, ты вообще просила меня о помощи, если собираешься снова и снова отказываться от полноценной жизни.
Серенити не отвечала, вместо этого, склонила голову. Несколько мгновений спустя, он почувствовал, как её слёзы падают на их сплетённые руки.
— Мне жаль, — но на этот раз, слова значили не только извинение. Это были слова — обещание, что она будет жить.
В груди у Виллема защемило. Забрав свои руки от её, он нежно взял Серенити за подбородок, и что-то внутри него оборвалось, от вида её заплаканного лица. С особым трепетом, он утёр её слёзы, осознавая, что Серенити наблюдала за ним так, словно он для неё был... всем миром. Это открытие одновременно было и бременем, и сокровищем, и Виллем не мог перестать думать, что и он тоже, сделал сегодня свой выбор. Он не убыл уверен что это, чёрт возьми, такое, и что всё это значит. Единственное, в чём он был уверен, что происходит что-то важное, потому что... девушка стала важной для него.
Слишком важной.
— Можешь мне кое-что пообещать? — Услышал он свой собственный голос.
Неуверенный кивок.
— Если ты когда-нибудь решишь оставить меня, не нужно просто... уходить. Скажи мне это лично. Я никогда не стану тебя останавливать, но только... скажи мне, — как только, слова вылетели из его уст, Виллем понял, что какая-то часть его приняла то, что их отношения не будут такими вечно.
— Обещаю, — казалось, и Серенити это поняла.
7.
— Приятно снова тебя видеть, Серенити, — доктор Фергюс, пожал руку своей пациентки.
— И мне приятно, доктор Фергюс.
После того, как четырнадцатилетнюю Серенити сняли с учёта психиатрической лечебницы, она попросила, чтобы именно он и дальше её наблюдал. После долгих размышлений, он всё же согласился, даже не смотря на то, что ему приходилось прилетать несколько раз в году в Амстердам, и арендовать кабинет в клинике, неподалёку от дома Серенити.
Сегодня, была их первая встреча в году, и теперь увидев её уже семнадцатилетнюю, он был рад наблюдать, как Серенити Роли расцвела в прекрасную молодую женщину, от вида которой захватывает дух. Она была стильно одета в курту защитного цвета, поверх белой со стразами водолазки, джинсовых шортах и чёрных гетрах. Доктор был уверен, что с годами, она станет ещё прекраснее, и мог только надеяться, что также станет счастливее. Одному Богу известно, как она этого заслуживает.
Нажав кнопку "запись", он расположил диктофон на кофейный столик, и спросил:
— Как дела?
— Хорошо, насколько это возможно, доктор.
Всё ещё страдает от чувства вины, но уже меньше, чем в прошлом году, подумал доктор. Ему стало это ясно с того, как медленно и осторожно дрогнули её губы, будто она ещё думала, что не имеет права улыбаться.
Чтобы облегчить её участь, он решил сменить тему, и непринуждённо сказал:
—Миссис Ф. держит меня в курсе всех свежайших сплетен о тебе.
Щёки Серенити вспыхнули.
— Большинство из них неправда, мистер Фергюс.
Он приподнял бровь, уточняя:
— Значит, эти слухи о тебе, и наследном принце...
Она яростно закачала головой.
— Он не мой парень, и никогда им не был. Я... у меня никогда не было парня, доктор.
— Понятно. А почему?
— Никто не нравился.
Слова оказались неким бормотанием, что заинтересовало доктора. Возможно, его пациентка влюблена в того, о ком ей неудобно говорить? Но тогда кто он?
— Ты в кого-то влюблена, Серенити?
Она быстро покачала головой, слишком быстро.
Он опять решил поменять тему.
— А как дела дома?
— Хорошо, — Серенити уставилась на свои пальцы, избегая его взгляда.
— У вас всё хорошо с мачехой?
— Да.
— Ты ведь знаешь, что мне не стоит лгать, Серенити, не так ли?
Девушка прикусила губу.
— Она... в своей манере.
— Что означает? — Мягко подтолкнул он.
Она с трудом пожала плечами.
— Означает, что... она не разговаривает со мной, и не смотрит на меня, но я н-не могу её винить в этом. Я не её ребёнок, и если бы не завещание, мы обе понимаем, что наши жизни никогда бы не пересеклись.
— А сестра?
Серенити не сразу ответила. Шок, всё ещё не покидал её. После той истории, произошедшей в первый год её стажировки, местные папарацци усиленно интересовались ею, а Шейн подливала масла в огонь своими рассказами, о том, что Виллем взял её сестру под своё крыло, только из-за их отношений.
— Вы хорошо ладите с Шейн?
Серенити опять скромно пожала плечами.
— Учитывая то, что росли мы не вместе, то да, неплохо.