— Это не моя вина, — она снова закрылась, стараясь не дать ему слишком легко покорить ее сердце вновь.
— Нет, Бёрди. Конечно, твоя. Потому что я чертовски по тебе скучал.
Глядя ему в глаза, она видела перед собой человека, которого встретила на Холме не один десяток лет назад. Человека, которого по-прежнему любила и который — она не сомневалась в этом — также любил ее.
— Ты знаешь, что я никогда не совершала ничего предосудительного. Ну, за исключением того раза, о котором я тебе рассказала, когда была обижена и сердита, — произнесла она мягко, но скорее как Роберта, чем Бёрди.
— Да, да, и ты имела на это право. Так же, как имеешь право сколько угодно сердиться на ошибку, когда-то совершенную мною. Но я бы хотел, чтобы этого не было. Я бы хотел, чтобы ты знала, что я был молод и глуп, особо не задумывался, что я увлекся своей первой предвыборной кампанией и потерял голову. Тогда я не солгал тебе: это и вправду ничего не значило. И, если нужно, я готов доказывать тебе это всю оставшуюся жизнь. — Затем он наклонился и игриво прошептал: — Сейчас мне больше всего на свете хочется увезти мою жену домой. Но я слишком хорошо все понимаю, поэтому не могу похитить тебя со второй по масштабу вечеринки в этом сезоне. — Он подмигнул ей. — Я собираюсь остаться и наблюдать за твоей работой. И я буду здесь, чтобы проводить тебя домой, когда все разойдутся и снова встанет солнце.
Именно такие слова ей всегда хотелось услышать. Что ж, теперь можно жить дальше.
По грязной тропинке Кэди шла к освещенным палаткам в самом центре Национальной аллеи. Купол Капитолия, залитый иллюминацией, сверкал вдалеке за ними. Повсюду слышались, сливаясь в общий гул, голоса гостей вечеринки и ведущих телерепортажей. Она никогда толком и не представляла себе, как все это устроено. Фургоны СМИ, окружающие палатки со всех сторон; шеренги охранников, преграждающих все возможные входы… Кэди написала Паркеру сообщение, опасаясь, что он может и не ответить. Наверное, следовало его предупредить, а не являться сюда вот так запросто после всего, что между ними произошло.
«Чисто гипотетически: могу ли я отвлечь тебя от вечеринки?»
Ответ пришел моментально:
«Это все равно что сидеть в хорошо охраняемой тюрьме. Я бы сделал перерыв. Будь на связи. Встречаемся у карусели».
Кэди послушалась. Подойдя к карусели, темной и бездвижной в это позднее время, она присела на ближайшую скамью, сложив руки на груди и вдыхая прохладный ночной воздух. Кэди так стремительно покинула собственную вечеринку, что забыла пальто.
Прежде чем увидеть Паркера, она услышала его голос:
— Точно не знаю, но, возможно, стоило бы сегодня предпочесть Нью-Гэмпшир.
Он шутил, но говорил сдержанно и осторожно. На нем был строгий костюм, правда, без галстука. Руки он сунул в карманы.
— Как уж вышло. Не успела туда вовремя, — ответила она, дрожа в равной степени от холода и от волнения. От волнения, пожалуй, больше — оно даже помешало ей толком сформулировать фразу. — Как ты считаешь, это торжество в честь победы?
— Да. Вот сейчас, — сказал он, присаживаясь рядом.
— Что?..
— Ты здесь. Так что это… — он показал сначала на нее, а потом на себя. — Это победа.
Она улыбнулась, отвела взгляд, потом снова посмотрела на него:
— Прости, со мной было немного…
— Трудновато? — предложил он.
— Нет, я хотела сказать, что была… замкнута. Заперлась в себе.
— О да, похоже на то, — кивнул он.
— Ну, пока разбиралась в себе…
— Это называется «небольшой передышкой».
— Да, именно это я и имела в виду, — не без сарказма согласилась она. — Сейчас-то я понимаю это.
Он встал, взял ее за руку и заставил подняться со скамейки.
— Пойдем! Думаю, нам удастся оседлать морского дракона.
Паркер быстро зашагал к ограде. Спустя мгновение Кэди последовала за ним. Он перелез через ворота и протянул ей руку, но она, ухватившись за верхнюю часть ворот, перепрыгнула их — на каблуках, при всем параде.
«Адреналин, не только нервы, — подумала она. — Вот что это такое».
— Вау, отлично! — воскликнул он. — Готов поклясться, ты занималась бегом с барьерами или чем-то в этом роде. Поэтому ты так быстро тогда убежала от фургона.
Они шли вдоль карусели. В темноте проступали очертания лошадок — их молчаливых зрителей.
— Ох, ты про это… — вздохнула она.
— Не хочу больше вспоминать о том дне. Никогда, — сказал он, вполне разделяя ее невысказанные чувства. А затем запрыгнул на платформу карусели. Они медленно двигались в густой темноте, подталкивая лошадок. — Но я надеюсь, что ты в конце концов поверила мне.