Он развязал ее прочный холщовый мешок. К счастью, вещи, свободно сложенные в нем – две рубашки, два белых шейных платка, сюртук, жилет, пара панталон, пара мужских башмаков, три пары чулок, – были сухими.
– Я не могу переодеваться в твоем присутствии, – возразила она.
– Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я в такой ливень ждал снаружи?
– Но это неприлично.
Он вздохнул.
– Есть время для приличий, и есть время для здравого смысла.
Она с раздражением взглянула в окно.
– Там льет как из ведра.
– Да.
Она все еще колебалась.
– Я же сказал, что не буду смотреть, – напомнил он ей.
– Ну…
– Я бросаю тебе вызов, – сказал он. – Если ты снимешь с себя всю одежду, я…
– Что ты?
– В ближайшем трактире куплю тебе пирог с говядиной.
– Правда? – Ее лицо засветилось, как солнце.
– Конечно. А потом мы сменим лошадей и повернем назад, чтобы я мог напугать до полусмерти мистера Трикла и как следует поколотить Хоторна.
– О Хоторне я уже позаботилась. И мы не можем повернуть назад. – Она сложила руки на груди. – Я сниму одежду, только если ты позволишь мне остаться.
– Нет. – Он поневоле ощутил шевеление в паху, когда она так беспечно заявила о раздевании.
Зайдя в тупик, они вновь гневно воззрились друг на друга.
Грегори наклонился вперед, опершись локтями о колени.
– Послушай меня, упрямая девчонка, – грозно прорычал он. – Или ты раздеваешься, или я сам тебя раздену.
Ее лицо побелело, подбородок вздернулся.
– Я сама, – с вызовом отчеканила эта забияка. – И горе тому, кто думает, что сможет подглядывать и после этого останется в живых.
Виски делало свое дело. Грегори хотелось рассмеяться, но он не осмелился. Он сделал вид, что ее угроза подействовала на него. Пиппа заслуживает того, чтобы сохранить немного достоинства. В конце концов, они собираются пренебречь правилами общества худшим из возможных способов.
– Вот. – Он развернул перед собой плед, радуясь, что можно больше не держать лицо. – Давай снимай. Я ничего не вижу.
– Гм… все? – С другой стороны шерстяного барьера ее голос неожиданно прозвучал скорее как голос старого друга, каким она была до того дня в саду. Быть может, ей тоже не удавалось сохранять напряжение, когда предстояло решить практические вопросы. – Мои бриджи не так плохи.
– Они мокрые насквозь, – отозвался Грегори. – Почему ты не взяла плащ?
– У меня было мало времени, и я не предполагала, что пойдет дождь. Он приходит с моря так неожиданно. Дальше ты собираешься спросить меня, взяла ли я табакерку?
– Нет.
– Ну а я взяла. – В ее голосе слышались отчетливые торжествующие нотки. – И вполне мужскую, со вздыбленными конями на крышке, один копытом наступил на змею.
– Если потребуется, я буду держать одеяло хоть целый день, пока ты не переоденешься, так что больше никаких задержек. Мы обсудим твой побег, когда ты снова будешь в сухой одежде.
– Это был не побег, – пропыхтела она. Грегори предположил, что она стаскивает сюртук, который, он заметил, был особенно тесным. – Дома мне нечего было бояться, кроме Жабы и его козней, но я могла бы сразиться с ним и победить. Нет, то, что произошло этой ночью, просто вдохновило меня приступить к осуществлению своего плана по поездке в Париж значительно быстрее, чем я ожидала.
– Точно, – сухо отозвался Грегори. – И ты поделишься со мной подробностями этого плана. Я настаиваю.
– Может, и поделюсь, но только когда сама этого захочу. Не веди себя со мной снисходительно, Грегори. Ты что-нибудь знаешь о судьбе?
– Я знаю, что она непостоянна. Как женщины. – Он услышал еще более натужное пыхтение. – Проблемы с сюртуком?
– Да, черт бы его побрал. И женщины непостоянны с тобой только потому, что ты сам непостоянен. Ты этого еще не понял? На днях была карикатура в лондонских газетах. Ты видел ее?
– Нет. Я не читаю светские сплетни.
– В общем, на ней ты спускаешься по сходням корабля, без рубашки, слегка навеселе, под руку с двумя влюбленными светскими барышнями, взгляд сладострастный, в руке клочок бумаги с черновым наброском разбитого сердца, и плакат над головой, гласящий: «Главный Зодчий Разбитых Надежд возвращается». Смысл ясен: респектабельным юным леди лучше не отдавать тебе свои сердца.
– Что-то ты слишком суешь нос в мои дела. – Он откинул одеяло. – Давай я.
Она протянула руку.
– Только рукава, милорд. И я не сую нос. Разве я виновата, что, куда ни повернись, наткнешься на очередную скандальную историю о тебе?
Он хорошенько дернул за натянувшийся манжет.
– Стало быть, я теперь опять распутник, а? Которого тебе надо остерегаться?
– Нет дыма без огня, – весело заявила она, – что ты доказал в саду Элизы…
– И ты тоже там была, отвечала на мой поцелуй прямо под носом у подруги. – Резкое движение ее тела вперед-назад, к Грегори и от него, когда он потянул, никак не помогло ему отвлечься от осознания, что под всей этой мужской одеждой – Пиппа.