И он действительно думал об этом очень много для человека, внимание которого устремлено к другим вещам: увлечение архитектурой, спорт, политика и азартные игры; и его более земные обязанности наследника, которые, по настоянию отца с матушкой, Грегори вскоре предстоит взять на себя. И потом эта постоянная необходимость играть роль, скрывать свою страшную тайну. Бывают дни, когда он ложится спать, обессиленный ее непосильной тяжестью.
Зрачки Питера были черными и расширенными, губы вытянуты в тонкую нитку.
– Плохо ты обдумал, очень плохо.
– Погоди-ка. – Грегори вплотную придвинулся к брату. – Ты намекаешь, что Элиза не стоит моего расположения?
Питер не отступил.
– Ни на что я не намекаю. Я прямо говорю, что ты одурманен и не в состоянии ясно мыслить.
– Я никогда не буду одурманен, Питер, ни одной женщиной.
– Тогда объясни, почему ты был так взбудоражен, когда искал это кольцо? Я мог бы выстрелить из пистолета у тебя под ухом, и ты бы не обернулся. Разве это не говорит о том, что…
– Ты не доверяешь мне, – сказал Грегори, чувствуя иронию своих слов.
– В этом – нет. – Голос Питера был твердым. – Ты не ценишь это кольцо так, как должен, и я рад, что мама не видит, что ты с ним делаешь.
– Я сыт по горло тобой и твоими оскорблениями. – Грегори с силой толкнул его в плечо. Питер покачнулся, но на ногах устоял. – Давай же, братишка. – Сводный братишка. – Покажи мне, что у тебя есть, кроме слов.
– Забудь. – Питер устремил на него прямой, твердый взгляд. – Валяй, продолжай эту глупость, мне плевать. Сам же потом пожалеешь.
Он резко развернулся и зашагал прочь.
Грегори воззрился вслед брату, злясь на себя за то, что поддался его детской вспышке. Он считал себя вполне зрелым, чтобы жениться на Элизе, однако же Питер умудрился расхолодить его.
Если это так легко сделать, то и в самом деле, так ли уж крепка его убежденность?
Грегори отмахнулся от этой мысли как от нелепой. Даже не принимая во внимание то, что брак теперь является настоятельной необходимостью, он легко мог представить себя женатым на Элизе. Ее родословная безупречна. Она хорошая собеседница и недурна собой. И покладистая, что для жены крайне важно.
А если он еще слишком молод, что ж, так тому и быть. Друзья как-нибудь переживут и пусть держат при себе свои шуточки, если хотят и дальше называться его друзьями.
Он решительной поступью прошагал несколько кварталов до нужного дома. По мере того как он приближался, мышцы бедер, икр и живота напрягались все сильнее. Оказывается, предложение руки и сердца – чертовски непростое дело даже для очень самоуверенного мужчины. Что она скажет, когда он вручит ей кольцо?
И что скажет он?
О Боже, как же он не додумался отрепетировать речь? То, что он в юном возрасте оказался выброшенным без руля и ветрил в море жизни, хорошо научило его ориентироваться в незнакомом мире. Он выигрывал скачки именно тогда, когда держал поводья свободно, когда не анализировал каждый поворот дороги. И все его лучшие работы в качестве начинающего архитектора были созданы, когда он действовал по наитию, которое могло застигнуть его на середине фразы во время беседы в лондонской кофейне. Или приходило во сне. Или словно бы разворачивалось перед ним, когда он делал наброски, не зная точно, в каком направлении движется.
В том, что он в один день лишился матери, отца и самого себя, было все же одно преимущество: жизнь не в состоянии была подбросить Грегори ничего такого, с чем он не смог бы справиться.
Он позвонил в колокольчик, уверенный по крайней мере, что является желанным гостем. Семья – включая дворецкого – явно одобряла его, что, впрочем, неудивительно. Он же наследник маркиза, как же его можно не одобрять?
Он намеревался вначале попросить Элизу выйти за него – тайное, интимное предложение, которое застигнет ее врасплох, как и полагается всем надлежащим романтическим жестам. А потом сыграет по общепринятым правилам и попросит встречи с ее отцом, которая будет само собой разумеющейся. А после того как получит отцовское одобрение, сделает вид, что впервые просит ее стать его женой в библиотеке лорда Берда – но они-то с Элизой будут знать, как обстоит дело на самом деле.
– Лорда и леди Берд нет дома. Леди Элиза в саду, – информировал его дворецкий прежде, чем Грегори успел спросить. – Она показывает лорду Моргану и леди Пиппе Харрингтон розарий своей матушки. – Словно невидимый покров опустился при упоминании Пиппы. Только не она. – Позвольте взять вашу трость и шляпу?
– Благодарю. – Грегори спрятал свое раздражение из-за того, что его планы оказались нарушены, и отдал трость и шляпу.
Шелковая коробочка прожигала дыру в кармане, но придется отложить этот жизненно важный момент. Избавиться от Дугала будет просто, но вот Пиппа – другое дело. Грегори виделся с ней раз в году в Девоне, на дне рождения ее двоюродного дедушки Берти, своего крестного, и так было с тех пор, как ему исполнилось восемь лет – достаточно, чтобы путешествовать одному и не плакать, – а ей три. Она редко наезжала в Лондон, поэтому он не мог просто отделаться от нее. И оторвать ее от старой подружки Элизы может оказаться нелегко.
Тем не менее он избавится от этих двоих – и они даже не поймут, что их спровадили. Он воспользуется своим безотказным шармом, унаследованным от матери – а не от отца, как все полагают, – дабы убедить их, что они уходят по собственному почину.
– Кратчайший путь – через бильярдную, – сказал дворецкий, указывая направление.
Грегори прошагал по дому и вышел через одно из французских окон на узкую, посыпанную гравием дорожку.