— Папа! Папа! Я хочу мороженное! — слышался над головой мужчины писклявый голосок.
Сегодня был отличный солнечный день. Птички пели, цветочки благоухали. В городе проводился какой-то большой праздник, из-за чего на площади организовали множество ларьков со всякими вкусностями, развлечениями и тому подобным. В общем, заскучать было тяжело. Тем более, сегодня ночью обещали выпустить фейерверки, а такое событие вряд ли кто-то хотел пропустить.
— Конечно. — ответил тот и подошёл к одному из таких ларьков, где его встретила улыбчивое лицо продавца.
— Чего-то желаете?
— Стаканчик мороженого для моей дочери.
— Ох! Конечно-конечно! Для такой прекрасной леди у меня найдётся лучшее мороженое!
Девочка смущённо хихикнула.
— Спускайся, Элеонора. — отец ловко опустил её на землю.
Уже через минуту ей подали прекрасную, но в то же время холодную вкусность. Она не смогла долго удержаться, потому сразу же принялась за поедание мороженного и через несколько секунд слегка скривилась в лице.
— Будь аккуратней. Оно ведь холодное. — хмыкнул папа и похлопал её по голове.
— Уф…
— Вот вы где. Я вас обыскалась. — за спиной мужчины раздался женский голос, который он сразу же узнал.
— Хуа. Рад тебя видеть. Ты же могла мне позвонить.
— А ты не удосужился включить мобильный.
— Ах. Сегодня же важный день, который я собирался провести с семьёй.
Подойдя к нему, Феникс поправила его волосы с лёгкой улыбкой:
— Даже ты бываешь порой рассеянным.
— Это часть натуры учёного.
— Мама!
Элеонора быстренько подбежала к ней и потянулась одной рукой, попутно с этим быстренько съедая купленную сладость.
— Не торопись. Ешь медленно. Этим ведь наслаждаться нужно.
Лицо у девчушки было таким потешным, что она невольно умиляла. Элеоноре досталась природная красота матери, умные глаза отца, а вместе с этим и прекрасные физические данные. К своей зрелости она не только прекрасно раскроется, но и покажет удивительные результаты.
Достав платок, Фу Хуа быстренько вытерла рот дочери, запачкавшийся в мороженном.
— Сегодня будут фейерверки. Мы обязательно должны на них посмотреть. — сказал Бондрюд, взглянув на небо. Дело было к вечеру, но они не обошли и половины всего пространства. Было на что посмотреть, что попробовать и чем поразвлекаться.
— Согласна. Эли, ты же хочешь посмотреть на фейерверки в небе? — обратилась Хуа к комочку счастья.
— Да! — твёрдо ответила непоседа, подняв над головой кулачок. — В прошлый раз мне очень понравилось! Хочу ещё!
— Отлично. Но перед этим придётся подождать.
— Да, я подожду… А вон туда мы можем пойти? — и указала пальчиком на другой киоск со всякими плюшевыми игрушками.
— Дети быстро растут. Не успеешь оглянуться, как они уже вымахали до твоего роста. — с примесью меланхолии говорил золотовласый мужчина, сидя на кресле и глядя в окно.
— Это ты типа в философию пошёл или чо? — ответил ему второй присутствующий, который разлёгся на диване в одной лишь футболке и трусах.
— Меня больше интересует… — на него уставились зелёные глаза. — Почему ты уже почти голый?
— Кто? Я? — тот указал пальцем на себя.
— Ну не учитель же, Калпас.
Третьим человеком здесь являлся Бондрюд, который спокойно рассеялся на кресле у стены, да потягивал сладкое вино. Они собрались чистой мужской компанией, чтобы пригубить вино одной некогда известной певицы… Лорд зари, так сказать, позаимствовал из погреба Эден немного её отличного винишка.
Отто сверлил взглядом этого бесцеремонного варвара, который демонстративно, прямо на его глазах, выдул ещё один бокал, громко брякнул им об стол, а затем скинул с себя футболку, оголяя свой массивный и накаченный торс.
— А что? Чувствуешь себя слабым на моём фоне? — хмыкнул Калпас и напряг мышцы. — Тебе до моих банок ещё расти и расти, дружок!
— Не вижу ничего привлекательного в столь огромных недоразумениях.
— Да ладно! Они же прекрасны!
— Каллен устраивает и моё тело.
— Она просто тебе не говорит. — хмыкнул тот, продолжая выпендриваться.
— Ха. Тебе-то откуда знать? Толку от твоих мышц, если всё равно Сакуре ничего сказать не можешь. — с гаденькой физиономией ответил Смотритель.
— Не понял…
— Время быстро течёт, а вместе с ним изменяется и мир вокруг нас. — начал говорить уже Бондрюд, тем самым перетянув внимание на себя. — И мне кажется, что… Совсем недавно мне удалось понять, что значит иметь семью.
— В моей семье меня никто не уважал. Скорее, не обращали внимания… — поддержал тему разговора Отто, откинувшись на спинку стула. — До вашего прихода, учитель… Единственное, что позволяло мне и дальше выдерживать все невзгоды, была Каллен. Если бы тогда она не перелезла через забор… Я бы так и остался ничтожным ребёнком в семье Апокалипсис.
— И чего вас всех на сентиментальности пробило? Ха, тоже мне мужики… Я вообще родился без семьи, пока меня не забрали в приют. Приходилось нянчиться со всякой мелкотнёй, а ещё… Угх… — у него до сих пор мурашки по коже пробегали, как только вспоминал Апонию. Хоть он и страшился её, но уважал. Такие сильные женщины редко встречаются. — Эта сумасшедшая женщина могла усмирить взглядом любого.
— Апония. — хмыкнул Бондрюд. Да, с её энергетикой тяжело справиться. Молодые и незрелые дети так и вовсе ничего не противопоставят.
— Я о ней слышу впервые. Какой она была?
— А тебе лучше не знать, златовласик. — покачал головой Калпас, отбрасывая лишние мысли. — Уж лучше радуйся, что не встречался с ней. Уверен, она бы тебя нагнула. — и натянул себе на губы такую наглую улыбку.
— Ха…
Бондрюд стоял в обширном каменном помещении. Вокруг него были аккуратно разложены всякие медицинские приборы. Это место являлось его личной лабораторией. Место, где он довольствуется исследованиями.
И проходило много, очень много времени. Он и сам не заметил, как стал одним из легендарных белых свистков.
Бездна пленила своей загадочностью, своей необычностью. В ней было столько всего неизведанного… Интересного, завораживающего, что Лорд зари не мог не насладиться этим.
И, наверное, даже несмотря на большое количество молящихся рук, его запасных тел… Властелин рассвета чувствовал лёгкое одиночество. Ненавязчивое, лишь изредка, в самые странные для себя моменты. Оно приходило столь же внезапно, как и уходило.
И что же сейчас? За его спиной раздался звук шагов. Сначала глухой, но постепенно приближающийся.
— И вот до куда мы с тобой дошли, Бондрюд. — произнёс он в пустоту, взглянув на гостя через плечо.
Два Бондрюда. Один облачён в полностью чёрную броню, а второй имел возможность наконец снять её и предстать с открытым лицом.
— Ты совсем позабыл о своих корнях. О том, с чего мы с тобой начинали. Мы всегда исследовали, нам всегда было плевать на других. Разве не так? Но что же вижу я сейчас? Приобрели семью, научились любви и… Оказались здесь. Именно твои нелогичные действия привели нас сюда, а мы вполне могли сбежать в тот момент.
— Распад Клифота слишком сильный враг. Вряд ли мы бы укрылись.
— Никогда не узнаешь результата, пока не попробуешь. Разве ты сам не придерживался этой установки? — парировал тот. — И давай не будем ходить вокруг да около. Сентиментальность… Она нелогична и мешает действовать правильно. Иначе бы мы не оказались в тюрьме, в полной изоляции со своими мыслями.
— …
— Даже этого бы диалога не было. Почему? Ответ ты сам знаешь. Подсознание всегда оживает, когда человеку приходится слишком долго оставаться наедине с самим собой. Волей неволей, но тебе приходится слышать свой внутренний голос.
— Но всё же я считаю, что приобрел больше, чем потерял.
— Мы потеряли всё. Ничего не осталось. Какой прок держаться за эмоции, что теперь не имеют значения? Мы должны вернуться к тому, с чего начали.
Учёный ощущал непомерный груз в своей душе. Чем дольше он находился в заключении, тем больше ощущал на своих плечах груз ответственности за чужие смерти.