Я замахнулась на Дэна, и он тут же замолчал, состроив смешную рожу. Действительно, Клоун Клоунович.
– Поэтому мы с тобой – союзники. Тебе нужен он, мне – она. Ну что, будем действовать?
– Ну не знаю, – отозвалась я, внимательно глядя на него. Он с такой легкостью говорит о том, что девушка, которую любит, встречается с другим, как будто бы это ничего не значит для него. Мне, честно, плохо, и настроение ниже плинтуса в подвале, и хочется винить целый мир: начиная от ничего не сказавших мне подружек (а они явно что-то знают!) до Князевой, которая, кажется, загребла своими бледными загребущими ручонками человека, нежно любимого мною с первого курса!
– Мария Бурундукова, я знаю, что поступаю нечестно и предрассудительно. Но я привык, что я с легкостью – или без нее – получаю то, что хочу. – Я впервые с момента нашего кратковременного, но насыщенного знакомства видела его серьезным. – А я хочу получить Ольгу, даже если мне придется разлучить ее с любимым человеком. Я не думаю, что она искренне любит его, но, тем не менее. Я привык бороться. Поэтому сейчас я тебе в последний раз предлагаю стать моим союзником, потому что мы находимся в одинаковом положении. Я знаю свои достоинства и недостатки, поэтому говорю, что неплохо разбираюсь в романтике, но в том, как завоевать девушку, которая меня не хочет – не слишком. У меня еще не было таких ситуаций. Надеюсь на твою помощь. Сам сделаю для тебя все, что смогу. Да или нет?
Ух, какой у него был торжественный голос, я чуть было не расхохоталась, не смотря на печальную ситуацию, но, едва взглянув в его темно-синие глаза, теперь уже не слишком веселые, перехотела это делать.
– Какой серьезный, – я постучала ногтями по колену, повертела головой, почесала шею и, наконец, ответила нехотя:
– Ладно, Смерчинский, я с тобой.
В мгновение ока выражение его лица изменилось – стало радостным, как будто бы я согласилась подарить ему право первой ночи – не только со мной, но и с пятью сотнями лучших женщин мира.
– Классно, Бурундук, мы сработаемся. Ну что ты на меня так уставилась? Я ведь тоже Бурундук, можешь, втайне от других, звать меня Дэйлом.
– Я буду звать тебя Смердяком, – тут же пожалела я о своем согласии. – Слушай, а ты не пожалеешь о своем решении, о том, что захотел связаться со мной? Не слишком ли ты быстро выбрал стратегию? И… сотрудничество?
– Я всегда все делаю спонтанно, – он самоуверенно постучал себя кулаком по груди. – Мне говорят, что я гений, так что… Ладно, с этого момента мы точно команда. Пара условий, идет?
– Каких условий?
– Мы никому не скажем, что будем работать на то, чтобы эти двое расстались.
– Понятно дело. Я то, положим, промолчу, только вот мне кажется, что у тебя рот, как помело.
Дэн нагло потрепал меня по волосам и ответил:
– Не рот, а язык. Мой язык абсолютно не похож на помело. Я буду держать рот на замке. Это вы, женщины, имеете язык без костей.
– Зато у тебя вместо мозга одна сплошная кость, лобная, вросшая, наверное, в полушария, – обиделась я тут же за себя и за всех женщин сразу.
– Ладно, все гендерные проблемы обсудим позже. Еще одно условие – доверять друг другу и во всем помогать.
– Да-да…
– И не отступать до конца.
– Угу.
– Да, если ты расскажешь кому-нибудь про Ольгу, то в это же день весь наш универ будет в курсе твоих отношений с Кларским.
Я тут же поверила ему. У Смерча, как я уже не раз говорила, друзей, знакомых и просто сочувствующих – выше крыши. Все его любят и уважают. Скоро культ личности в местном масштабе создадут.
– Да не собираюсь я никому ничего говорить, – не выдержав, я вновь повысила голос.
– Даже подругам? – сощурился парень.
– Да. Между прочим, они из-за тебя и того, что ты ко мне приставал около аудитории сегодня утречком, думают, что между нами что-то есть! – выговаривала я Дэну, беззаботно пинающему носком правой ноги землю.
– Вот наивные, – рассмеялся он. – Иногда из-за меня наступает странная шумиха. А девушки не дают прохода. Я такой милый, да?
– Ты противный, – фыркнула я, – как дятел, объевшийся дуба.
– Ну, спасибо тебе большое, – притворно надулся он. – Между прочим, христианской символике дятел олицетворял…
– Тебя? Они уже тогда это знали? – мне казалось, шучу я просто великолепно.
– Нет, нечистую силу, а я – добрый малый. Ну, я милый, да? Подтверди. – Кажется, он начал как-то по-особенному изощряться над моей психикой.
– О, Господи, замолчи, а? Ты помешен на себе? – я почти уже успокоилась, хотя в глубине души знала, что теперь все мои мысли будут о том, что, возможно, Никита сейчас находится вместе с этой длинноволосой выдрой… Пока я с кем-то разговариваю и отвлекаюсь на что-то, эти мысли не будут ловить меня и терроризировать, но как только я останусь наедине с собой… начнется веселье пессимизма.