Лоинел очаровательно улыбнулся и помахал мне ручкой. Так мило, что аж луковицей ему зарядить захотелось.
– Упрячешь Рори мою, ежели принесут его черти сюда? Не любит она с Вешкой и с Гестой сидеть, а к тебе бежит, будто ей тут медом намазано.
– Я-то прикрою. Да ты-то как оправдываться собралась? Вампиры – не люди, им лапшу на уши трудно навешать.
Лоинел в сторонке задорно хихикнул.
– Скажу, шо обманули его про беременность мою. А я сбежала, потому шо разлюбила.
– Врун из тебя, как из Гоги известный певец.
– Да постараюсь я. Ради Рори моей.
– Усилия твои не стоят просроченного творожка. В Лилинку вон умотала бы на время. Туда ни один адекватный вампир не сунется.
– Потому что далеко?
– Потому что жители там староверы на голову ушибленные. Они ежели вампира завидят, будут с кольями вместо корзинки ходить. На детей их злоба почему-то не распространяется.
– А, может, и верно…
Отрезав корешки очередной крупной луковицы, я подскочила на ведерке, когда муженек, подкравшись ко мне сзади, опустил свою ладонь на мой лоб.
– Ты, Лоинел, меня так не пугай. Я все вперед мыслей делаю, а в руках у меня нож. Не рисковал бы ты. Ножик в печень – в этом мире никто не вечен.
Муженек в очередной раз рассмеялся. От дурачок. Ему палец покажи – хохотать будет.
– Температуры больше нет, я очень рад.
– Странно, шо ты заболела вообще. На свадьбе, как кобыла, скакала, а тут слегла, – Феноила довольно оглядела весь лук, который мы обрезали.
– И то верно. Вишь зараза какая внезапная.
– То на мужиков иммунитет работает, – подружка моя встала с земли, отряхивая платье, – я как от вампира понесла, мне тоже плохо сделалось.
– Спасибо, шо помогла мне.
– Спасибо на хлеб не намажешь и в стакан не нальешь. Жду свой обещанный мешок.
Лоинел дернул меня за рукав.
– Нам бы тоже домой пора. Не надо тебе тут долго сидеть. Только выздоровела.
– А на огороде кто работать будет? Ты? Шо б у меня огорода не было?
– Ну…
– Что ну? Разложи лук на земле, пусть еще подсохнет до завтра. И пошли…
***
– Очень вкусно! – откусив мякоть свежего хлеба, Лоинел без привычного для меня хлюпанья аккуратно отправил ложку супа в рот. В золотистом бульоне покачивались листья собранной сегодня утром петрушки, а со стороны печки шел ароматный запах пирожков, приготовить которые я решила совершенно спонтанно. Горящая на столе свеча бросала желтоватый отблеск на кружку парного молока, рядом с которой в маленькой плетеной корзинке лежало привезенное Вешкой печенье.
– Ешь-ешь, не разговаривай.
Я в очередной раз посмотрела на забинтованную ногу муженька, которую тот выставил в сторону. Не моя это вина, а совесть все-равно изнутри раздирала. Я ведь его надоумила к кузнецу в помощники идти работать. У него и получалось все ладно, даже Вешкин муж Лоинела похвалил, сказал, что парень с оружием хорош, затачивает лезвия, как надо. Все хорошо было, пока странька себе на ногу кувалду не уронил, еще и об наковальню не ударился. Палец большой себе сломал и ходить пока нормально не может, прихрамывает из-за того, что всю ступню на пол не опускает. Шид, как бы ни хотел, Лоинела в кузницу не взял. Оружия у нас мало. Работа тяжелая: то подковать, то лопаты с тяпками починить, то железо принесенное в вещицу полезную переплавить. А муженек мой даже с кувалдой не справился, не его это – тяжести таскать. Мы цветы нюхать любим.
Жалко мне его. Неделю живем вместе, мил он мне стал. Как брат младший, за которым глаз да глаз нужен. Сяду я вечером на краешек кровати вязать, а он ко мне под бок притулится и сопит, засыпает. Иду на огород, а он за мной бежит, что ни найдет, все показывает с глазами горящими. Подумалось мне вчера, что Лоинел мой, как кот: помощи от него никакой, но уж дюже потискать иногда хочется.
– Спасибо, разбалуешь ты меня готовкой своей! – поднявшись из-за стола, странька взял кружку молока и пирожок.
– Во дворик пойдешь?
– Угу, – откусив сладкое угощение, Лоинел похромал на крыльцо. С улицы тут же раздалось кряканье уток и гогот гусей.
– Не корми их пирожком, ешь сам! – крикнула уже вдогонку, услышав все то же «угу». Все-равно ведь накрошит, а птицы знают и к нему уже издали несутся.
Сидевший на спинке стула сокол, которого странька Разом кликал, вылетел за хозяином через открытое окно. Спросила я у муженька, зачем тот птице имя такое странное дал. Оно ж как число звучит. Раз. Ну, давай тогда Двойку и Тройку заведем. Ответа я вразумительного не получила. Тот опять лыбу свою давить начал да плечиками пожимать. Ничего мне, гад, о себе не рассказывает. Хотя, то и верно. Через месячишко, того и гляди, разведемся, к чему секретами делиться. Может, то я его обидела? Я ж даже вещи полностью разбирать не стала, они у меня так в уголочке и стоят…