Голос принадлежал Феноиле. Она у нас в деревне путешественницей значилась. А все потому, что когда-то ушла из этой деревушки за вампиром, в которого влюбилась. Забрюхатилась и потом сбежала, узнав, что для вампира подобная связь – это позор. Тут ужо родила девочку, а та вампиршей оказалась, но другие детки с ней играют, не боятся.
– Мы тебя в город не пустим, ягодка, не чай себе другую ищет, что будет его выходки прощать. Они поди думают, шо мы тут в деревне все баламошки* такие, шо за рыцаря сразу побежим. А вот им! – Вешка устрашающе скрючила фигу.
– Нечего там в городе делать, жители там один хуже другого, – я посмотрела на Гесту. К её мнению уж точно стоило прислушиваться, она единственная из нашей деревни, кто в городе жил. – Я когда за пекаря вышла, думала, что заживу, буду хлеба печь. А он в свет меня выпихнул, сказал, шо мое дело – это дети, а не огороды. Я давай ему помогать, а он меня с кухни гонит. Перед графинями этими прямо растекался по полу. А я ж без работы не могу, и смотреть на его рожу лицемерную тоже не могла. Рада, что хоть развелись без проблем.
Я укусила горячий пирожок. С яблоком. Все-таки повезло мужу Вешки, вон какую вкусноту делает.
– Ты, Ани не заморачивайся. Вон яка красавица у нас, одна не останешься, – Феноила помахала рукой на обожженный чаем язык. – Волосы чернющие, глаза зеленющие, смуглая – любой графине фору дашь. Они пусть сами в корсетах своих задыхаются и нашатырь хлебают.
– Нашатырь не пьют, – Геста покрутила винтик самовара – из позолоченного краника потек кипяток.
– Не слушай их, Ани, вон, помните Иту? Тоже ходила распрекрасная, мужики шеи сворачивали. И шо? Так и проходила. Дюже долго выбирала, а в итоге осталась старой девой и ушла в монастырь, – у Вешки на все случаи жизни были подходящие правдивые истории. От неё ни одна сплетня не уходила.
– Так-то оно так, – я задумчиво проводила взглядом смеющихся детей, дерущихся на палках, – и без мужа тяготно. Одной огород тяжело вести…Да за кого же тогда? Нормальных мужиков разобрали давно, остались только пьянчуги да картежники. Какие ж дети будут?
– И то верно…– Геста небрежно смахнула кошку, что прыгнула прямиком на стол полакомиться пирогами. Кошки, жившие у Вешки, ели почти все.
– А Гога – козлодер*? – Феноила пожала плечами.
– Только и умеет, что песни орать, – я покачала головой.
– А если Накин?
– Так он спился совсем. Я только и вижу, как он то в кустах, то в навозной куче валяется.
– Жаль. Хорош был чертяка…
– Говорю, шо не за кого, – я облокотила щеку на согнутую руку. Все это начинало раздражать. Вот бы тоже за кузнеца замуж выйти…Они сильные, без работы никогда не остаются.
– А тот, – Вешка шлепнула Феноилу по руке так сильно, что та выронила пирог, – ну-ну, поняли?
– Нет, – Геста вновь спихнула кошку.
– Да этот же, ну, Ани, помнишь? На окраине живет почти, ну, придурковатый такой…
– А, странька* тот, – Феноила вытерла руки о передник, забирая несколько пирожков к себе домой, чтобы угостить дочку. – Чудной такой…Хотя, знаешь, Ани, развестись всегда можно. Это уж лучше, чем женонеистовый рыцарь!
Я мельком взглянула на Гесту. Та утвердительно кивнула. Так-то оно верно, но местный странька в качестве мужа меня не очень прельщал. Такой хрупкий и лицо смазливое…Он пришел в Дасинку года три назад, чем уже привлек к себе внимание – к нам в деревню никто просто так не переезжает. Туточки родился, на огороде поработал, дите родил, туточки и умер. Тихо, мирно, без проблем. Всем ж тогда и любопытно стало. А он приветливый такой, я его никогда без улыбки не видала. Вешка сказала, кто лыбится постоянно – тот точно придурковатый али больной. Работа у этого страньки тоже не ладилась: ничего на огороде у него не росло. Всей деревней ему на еду давали, чтобы с голоду не подох. Феноила его себе сначала хотела забрать. Мужик же все-таки и ведет себя аки аристократ. Но тот женщин стеснялся, сидел то цветы нюхал, то с животинами игрался. А животины его любили, вот тут уж нечего сказать. Геста сказала, что они в нем своего чувствуют. Вот и стал он пастухом здешним.
Мы с ним толком и не говорили никогда. Утром я ему коровку свою отдам на выгул, он мне улыбнется, я ему нет, вот и весь разговор. А теперь я его жениться должна позвать. Он добряк наивный, конечно, авось поведется, ежели ему о тяжелой предстоящей судьбине рассказать, да согласится ли?
– Что, ведьмы, опять на шабаш собрались? Не знаю, что тут за кипиш, но напряжение одним местом прям чувствую, – Вешка хлестанула тряпкой подошедшего мужа. Это был крепкий двухметровый мужчина с жесткой щетиной и шрамом, рассекающим левый глаз. Он мне всегда помогал, был мастером на все руки. Вот Вешке повезло. Обращался он в льва здорового, да только не в зверюгу, как думалось. И морда у него львиная становилась, и грива такая до поясницы, и шерстью покрывался, а тело все-равно человеческим выглядело, да и ходил только на двух лапах. Чудно выглядело. А Вешка, когда первый раз увидала, чуть в обморок не хлопнулась.