– Утро доброе!
Я повернула лицо в сторону мелодичного звонкого голоса. Странька был невысоким, а рядом с Вешкиным кузнецом и вовсе совсем мелким выглядел. С меня ростом поди, на кисть чуть выше. Улыбка на харе страньки от уха до уха, белоснежная и постоянно радостная, обнажающая две ямочки на щеках. Тело рельефное да дюже хрупкое, как тростинка, того и гляди на ветру сломается, а на теле-то ни одного шрамика! Ходит странька всегда ровно, не сутулится, и даже в рубахах своих грязных умудряется выглядеть аккуратно. А рожа у него смазливая. Геста говаривала, что бабам городским такие нравятся. Волосы золотистые, короткие, а брови темнее. Ресницы длиннющие, любая девушка позавидует, а глазюки цвета сиреневого, не видала таких прежде. И все аккуратное у него: и нос, и губы, и подбородок, – ни щетины нет, ни горбинок, ни растительности на гладкой коже. Яки баба, а не мужик, честное слово. И как такой семью-то нести будет?
– Поговорить мне с тобой надобно бы, – сунув в ладонь страньки монетку, я вывела Пани из дворика, с удовольствием подмечая, что детское выражение рожи у паренька сменилось искренним удивлением. Оно и верно. Мы со странькой никогда прежде не говаривали и дел общих не имели, а сегодня поди в лесе что-то сдохло, раз мы болтать будем.
– Сейчас? – паренек проследил за тем, как Пани, мотыляя головой, рванула в центр небольшого стада. Коровке моей этот странька полюбился. Слушалась она только меня да его.
– Нет, тебе работать сейчас надобно. Ты скотину на какой луг поведешь?
– На Шомовый.
– Там и поговорим пополудни.
Страньку я явно озадачила, хотя это дите даже тогда мне улыбку свою выдало. Не знает еще, на что его судьбинушка подписывает. Хотя, не вижу я в страньке мужа. Он мне дитем собственным больше представляется. Но да на время. Не сойдемся – разведемся. А коли по хозяйству помогать будет, да на рожон не полезет, там авось и поживем бок о бок. У него домишко неплохой, получше моего будет, и куры водятся. Лучше варианта мне не найти, окромя как в деревеньку другую перебираться, а это не по душе мне. Решено. Буду сегодня из страньки соглашение выбивать, хоть историями грустными, хоть кулаком по роже.
***
Сегодня я Пани рано не забирала, ждала, когда хозяюшки своих скотинок по домам разберут, а потому, придя на луг Шомовый, увидала на нем всего двух коровок да четырех козликов, что Гесте принадлежали. Пекло солнце сегодня особенно сильно. Пока грядки полола, совсем упарилась, а голова даже через косынку нагрелась, как котелок из печки. Погладив Пани по хребту, я хмуро огляделась, выискивая взглядом пастушка. Тот сидел в тени ветвистого дуба, вырезая из деревяшки какую-то фигурку. На секунду я помедлила, смущение какое-то одолело. Не на прогулку же деревенскую зову, а жениться его кличу. Вот уж смущаться мне не престало, да румянец все-равно щеки покрасил. Поправив на себе передник, словно это кардинально меняло всю ситуацию, я неспешно пошла к дереву, должно быть, впервые думая о том, какие слова стоит подобрать. В чистом голубом небе парил сокол. Недалеко от Дасинки была соколиная деревушка, где их взращивали. Странька там себе одного зачем-то купил.
Тот делом увлекся настолько, что меня и не заметил. А когда очи свои поднял, вздрогнул от неожиданности, после чего снова улыбнулся. Авось зубы ему когда-нибудь повыбивают, перестанет лыбу давить. Я нахмурилась, но села рядом, положив черную косу на плечо. Странька неуверенно сжал в руках еще неразборчивую фигурку, пряча её от меня, как дите незаконченный подарок от своей матушки. Рубаха его совсем потрепалась, а на штанах заплаток было больше, чем дырок в сыре. Вот же хухря*. Говор наш деревенский пастушок не очень понимал, многие слова переспрашивал, а потому попросить надобно так, чтобы странька сразу понял. Имя бы его тоже неплохо узнать, не гоже предложение делать да имени не знать.