Никто не видит, кто я на самом деле. Даже Кайя.
Думаю, что если бы у меня была другая жизнь, если бы я мог оставить все позади, начать все с чистого листа в другом месте, вдали от фотовспышек и постоянного внимания, я бы почувствовал себя лучше. Почувствовал себя цельным.
Но когда я вообще чувствовал себя цельным?
Сколько себя помню, я знал, что родился с чем-то недостающим. Без окружающей доброты, которой можно было бы доверять. Без какой-то целостности, в которую верили бы люди.
Моя собственная мама выгнала меня из дома, когда я был ребенком, потому что не поверила, когда я сказал ей, что ее парень — придурок. Что он может быть опасен. Она отправила меня жить к отцу, которого я едва знал. И он был не лучше. Если я получал хорошие оценки в школе, он обвинял меня в жульничестве. Когда я легко освоил серфинг, он обвинил меня во лжи, потому что я сказал ему, что никогда не занимался этим раньше. А когда его двадцатичетырехлетняя жена проскользнула в мою постель и схватила меня между ног, а я отбивался, он избил меня за то, что я к ней приставал.
И когда я наконец сбежал на Оаху, он приказал локахи выследить меня. С этой отметиной на лице я никуда не мог убежать, чтобы они меня не нашли. Я понял, что жизнь — это игра, и если буду играть по их правилам, то смогу получить то, чего хотел больше всего.
Заниматься серфингом.
И вот я здесь, с каждой вещью, которую когда-либо мог пожелать, а все, чего хочу — это исчезнуть под водой и никогда не возвращаться.
Потому что эта отметина на моем лице — моя тюрьма. Когда мой кузен и сводный брат переехали на остров, ввязывались в драки, продавали наркотики, эта отметина вынуждала меня делать то же самое.
Я думал, что победа в чемпионате «Большая волна», добавление еще одного трофея в список достижений, напомнит мне, что я не преступник. Что я профессиональный серфер из криминальной семьи, которая прячется за логотипом большой серф-компании. И неважно, сколько я пью, сколько травки курю и какими фанатами себя окружаю, я чувствую себя куском дерьма, которым и являюсь.
И вот, стоя в гостиной «Дома Райкер» с бутылкой текилы, свободно свисающей с моей руки, я желаю смерти.
Умоляю о ней.
И отправляюсь искать ее.
Что привело меня сюда, на берег океана, где смотрю на узкую полоску спокойной воды, которая тянется вдоль берега среди грохочущих волн.
Спокойный поток выглядит неуместным на фоне бурлящей воды, которая бушует вокруг нее. Смерть, замаскированная под безопасность.
Под серебряным сиянием луны разрывное течение светится и зовет меня. Все, что мне нужно было бы сделать, это лечь на спину, пока вода, похожая на щупальца тянула бы меня внутрь и вниз. Мое мертвое тело оказалось бы посреди Тихого океана еще до того, как кто-нибудь узнал бы о моем исчезновении. Мой отец решил бы, что я снова сбежал, мама обвинила бы отца в том, что он прогнал меня. Но они будут продолжать думать, что я где-то живу своей жизнью. И будут пытаться разыскать меня, а я буду смеяться в аду над их бессмысленными попытками.
Набираясь смелости, я делаю еще один большой глоток спиртного. На язык попадает лишь мельчайшая капля. Поднимаю бутылку и прищуриваюсь через стекло. Пусто. Отбрасываю ее в сторону.
Мне нужно покончить с этим, но я слишком пьян, чтобы двигаться.
«Вставай», — говорю я себе. — «Пока не вырубился!» — Я тру лицо и шлепаю себя по щекам. — «Проснись!».
Возможно, я никогда больше не смогу найти в себе мужества сделать это.
Но я хочу этого. Хочу обрести покой. Свободу. И не вижу другого пути.
Наконец, я встаю на ноги, и темный горизонт изгибается и наклоняется перед моими глазами. Это должно быть легко, как бы я ни был пьян.
Надеюсь, Кайя сможет меня простить. Сейчас я не самый любимый ее человек, но если бы не она в последние несколько лет, то не знаю, смог бы я прожить так долго.
— Черт, это ты. — Эштон, старший брат Кайи и мой бывший лучший друг, подходит ко мне с доской для серфинга подмышкой. Он изучает меня, затем песок вокруг меня. Замечает пустую бутылку. — Ты действительно кусок дерьма.
— Ты это уже говорил, — говорю я невнятно.
Я вижу, как напрягается его челюсть. Этот парень ненавидит меня до глубины души. Я мог бы подраться с ним, может быть, он ударил бы меня достаточно сильно, чтобы убить.
— Хочешь вырубить меня, сейчас самое время. Я не буду сопротивляться.
Он прищуривается, как будто размышляет об этом.