— Это не имеет смысла, — говорит она тихо, словно разговаривая сама с собой. — Почему все говорят, что ты убил его, если…
— Никто не знал, что произошло на самом деле. Я не сказал им, что он умер, спасая меня, потому что был трусом.
Ее взгляд мечется к моему.
— Никто не знал, почему ты был там?
Я съеживаюсь и качаю головой, хотя мне это и не нужно. Она уже знает ответ.
Девушка всем телом подается вперед на своем месте.
— Почему ты не сказал им? Почему не объяснил, что все это был ужасный несчастный случай?
— Люди верят в то, во что хотят верить. Им нужен был злодей. И, думаю, не сказать правду было способом наказать себя. — Все ненавидят меня так же сильно, как я ненавижу себя, и это было правильно.
Эти прекрасные губы приоткрываются, следует недоверчивый вздох.
— А как же Кайя? Она явно не верит, что ты убил ее брата. Она была в твоей комнате, и появилась у твоих кузенов…
— Она пришла пьяная, поминки были на следующий день. Она плакала и сказала, что простила меня. Сказала, что ненависть съедает ее заживо.
Элси моргает.
— В тот вечер она появилась у моих кузенов, чтобы извиниться за то, что была пьяна, убедиться, что сказала все, что ей нужно было сказать, и вернуть одежду, в которой ушла из моей комнаты.
— Ты должен был сказать мне правду! Я бы тебе поверила.
— Я сделал это! — Я сжимаю кулаки на бедрах. — Я несу ответственность за смерть Эштона.
Девушка бледнеет. Ее плечи опускаются.
— Возможно, я и не хладнокровный убийца, но это я убил его. И я видел ужас в твоих глазах, Элси. Как и все остальные, ты поверила в худшее. Ничто из того, что я мог бы сказать, не изменило бы этого.
— Я знала тебя всего две недели!
— Ты знала меня лучше, чем кто-либо за очень долгое время.
Она откидывается на стуле и потирает лоб. Ее волосы короче, чем я помню, но все еще достаточно длинные, чтобы пряди спадали на лицо. Я хочу протянуть руку и откинуть эти волосы назад, чтобы запомнить ее так, как делал это на острове. Я хочу запечатлеть ее в своей памяти, потому что не знаю, будет ли у меня шанс увидеть ее снова.
— Я ничего не понимаю, — говорит она.
Выдыхаю и набираюсь смелости, чтобы рассказать о себе то, что скрывал. Правду, в которой отказывался признаться даже самому себе.
— Я сказал копам, что мы занимались серфингом, потом я ушел, а он остался, и это все, что я знаю. Люди, которые вращаются в наших кругах, те, кто знает меня и Эша, не поверили, что он остался бы один и, что мог бы попасть в разрывное течение. Они все знали, что в прошлом у нас были разногласия из-за Кайи. В суде общественного мнения я был виновен.
— Если бы ты объяснил. Даже просто Кайе…
Я выдерживаю ее взгляд, потому что мне нужно, чтобы она услышала меня, нужно, чтобы она поняла.
— Я лучше буду убийцей, чем трусом, который пытался убить себя, а вместо этого убил единственного человека, который был достаточно заботлив, чтобы рискнуть своей жизнью и спасти мою. — Мой голос хрипит, и я ненавижу слабость этого звука.
Элси подносит дрожащие пальцы ко рту, и ее глаза наполняются слезами.
— Он затащил меня на свою доску, подтолкнул к берегу, а потом у него не осталось сил, чтобы спастись самому. Так что да, они считают, что я хладнокровно убил Эша, и я позволяю им верить в это, потому что это недалеко от истины.
Элси делает несколько прерывистых вдохов, словно пытаясь успокоить свои нервы. Теперь она знает все, знает всю ту тьму, которую я прячу в самых потаенных уголках. Все это раскрыто и разложено перед ней на ее суд.
Я вытираю потные ладони о джинсы.
— Прости, что вывалил все это на тебя. Я надеялся, что это… — машу рукой между нами, — …что все пройдет по-другому. — Я поддержал надежду после того, как увидел фотографии в рамке у ее кровати. В крошечном помещении, где очень мало места для ненужного декора, у нее есть две фотографии в рамке — одна из них изображает меня в пещере, а другая — ее, спящую на заднем сиденье моего джипа. Фотография, которую сделал я.
Увидев эти снимки, я подумал, что, возможно, смогу исправить то, что разрушил между нами, что мы сможем преодолеть ложь умолчаний и полуправды.
Но когда я встаю, Элси меня не останавливает.
Ничего не говорит и не просит меня остаться.
Я потираю затылок и, вероятно, стал бы расхаживать взад-вперед, если бы комната была достаточно большой, чтобы сделать больше нескольких шагов.