— То есть как? Типа, когда из разных кланов папа и мама?
— Да, так тоже бывает.
— А ещё как бывает?
— По-разному, — Саву в очередной раз разозлило моё любопытство. — Некоторые волколаки жили до двухсот пятидесяти лет.
— Ого!.. Но, блин… Ты, конечно, старый, но в целом не очень смахиваешь на дедулю, — я снова не сдержалась и захихикала. — Хорошо сохранился.
— Мы стареем медленнее, чем люди. Даже наши старики обычно выглядят, на ваш взгляд, не старше пятидесяти-шестидесяти лет. Но у нас мало стариков.
— Почему?
— Потому что, как и люди, к старости мы слабеем. И война не пощадила в первую очередь старшее поколение.
— Война?.. — от этого слова по спине забегали мурашки. — А давно она была?
— Она никогда и не прекращалась. Сейчас она тоже идёт, только расстановка сил резко переменилась.
Я почувствовала, как за моей спиной сжались кулаки Савы. Наверное, ему был неприятен разговор, но ведь мне как-то нужно было входить в курс дела, раз уж я оказалась посреди поля боя на войне, о которой я не имела ни малейшего представления.
— Расскажи мне об этом, — тихо попросила я. — Пожалуйста.
— Это… это слишком долго.
— Ну, хоть чуть-чуть. Хоть в общих чертах. Получается, Белые воевали против Чёрных?
— Не совсем, — Сава вновь тяжело вздохнул. — Кланов было больше. Все воевали со всеми. Иногда происходило, так скажем, «водопойное перемирие», но обычно ненадолго.
— А почему вы воевали?
— За территорию, разумеется. Последние года снова установился условный мир. Столичная Вотчина была поделена между тремя Кланами — Белых, Чёрных и Серых. Серые были самыми сильными и многочисленными. Но затем они потеряли своего Альфу. Для любого Клана это большая утрата — остаться без вожака. Если нет лидера, остальные становятся очень уязвимы. Так и получилось, что самый могущественный Клан Серых фактически перестал существовать. Часть переметнулась к нам, часть ушла к Белым, другие либо погибли, либо разбежались по лесам.
— А что случилось с твоим Кланом Чёрных?
Прикрыв глаза, Сава надолго замолчал.
Мне стало его немного жалко. Или даже много. Я ведь тоже потеряла семью. А если я хоть что-то начала понимать в этом волколачьем мире, то Клан для волколака — всё равно, что семья. Одному в любом случае совсем нездорово.
— Ладно, — я обняла Саву посильнее, — потом об этом поговорим. Ты такой тёплый… А когда ты волколак, а не человек…
— Я — всегда волколак, — прорычал Сава недовольно.
— Ну, ты ж понял, о чём я. Вот когда ты в другой шкуре, назовём это так, ты всё по-другому чувствуешь и видишь?
— Конечно. Память и сознание сохраняются, но инстинкты работают по-другому.
— Как, например?
— Например, если бы прошлой ночью я смог до тебя добраться в самый пик голода, то съел бы тебя.
Я отпрянула в испуге. А Сава вдруг… рассмеялся.
— Тьфу ты! Дурак! — но тут и мне смешно стало.
Кажется, я начала понимать этот странный юмор, в котором кто-нибудь кого-нибудь обязательно жрёт с голоду.
— Всё-таки у вас такой жестокий мир… — проговорила я, наконец, совладав со смехом.
— Не более жестокий, чем мир людей. Наши расы намного больше схожи, чем кажется на первый взгляд.
— Ну, не скажи! — принялась я спорить. — Люди помогают друг другу. Иногда.
— Люди — иногда. А волколаки из одного Клана — всегда помогают друг другу. Мы даже слышим мысли собратьев. У нас становится как бы такое общее клановое сознание. Потому практически не случается интриг, сплетен и всего остального, что нормально в человеческом мире.
От обиды за такое мнение о людях я надулась и замолчала.
Возможно, Сава понял, что его слова неприятно задели меня, и заглянул мне в глаза.
— Я не сказал, что люди плохие, — произнёс он без обычной едкости.
— Угу. Мы же всего-навсего — ваш корм, — не желая мириться, я отвернулась.
— Обычная пищевая цепочка, — сказал Сава и притянул моё лицо обратно за подбородок. — Это законы природы.
— Так может, ты просто решил держать меня здесь про запас? — вскинулась я. — Как консервы — на чёрный день? Люди ведь держат поросят, а потом делают из них колбасу.
— Видишь, — проговорил Сава вкрадчиво, — люди ещё более жестоки. Сначала приласкают, а потом отправят на убой.
— А ты, значит, не такой?
— По крайней мере, тебе я ничего плохого не сделаю. Никогда.
— Никогда?..
— Никогда.
— Почему?..
Мы разговаривали уже почти шёпотом. А наши лица находились в каких-то миллиметрах друг от друга. Я совсем успокоилась. И обида, и раздражение, и все прочие нехорошие чувства покинули меня. Откуда-то я знала, что Сава не врёт. И даже объяснений мне, в общем-то, никаких не требовалось. Если он сказал, что не причинит мне зла, значит, так и есть.