Однако размышлять об этом мне было сейчас некогда. Я быстро вернулся на то место, где бросил пойманную добычу. Как обычно, не слишком шикарную — полёвки, зайцы, пару лисиц. Уложил их в пакет, бросил на заднее сидение, которое полностью разложил, совместив с багажником. Получилось что-то вроде постели. Набросал всяких тряпок, тулупы, шкуры — всё своё скудное добро. Вытащил палатку, походную утварь, спички, газовую горелку. Нагрёб по шкафам всё, что оставалось из съестных припасов.
Пожалуй, самыми драгоценными в моём имуществе были травы, которые я собирал в основном сам, а кое-чего приобрёл у Ашат. В том числе и обманки — четыре флакона полынного дурмана, который при благополучном стечении обстоятельств убережёт автомобиль и всех пассажиров внутри от преследования.
А может, и не убережёт.
Сейчас Ашат обитала на территории Белых, а раньше это место находилось под эгидой Серых. После бегства Нетарха и новой делёжки территории Дилар разрешил старой травнице остаться там же и даже сохранить свой статус. Формально Ашат всегда пребывала сама по себе. Эдакая «Швейцария» в нашем жестоком и суровом волколачьем мире. Но, как и у любой человечки, у неё имелись свои симпатии и антипатии.
Нетрудно догадаться, что теплее всего она относилась к Нетарху и его методам правления. Меньше всего ей полюбились Белые с их извечной заносчивостью и высокомерием. Хотя и это никогда не мешало ушлой старухе продавать свои зелья всем, кто готов заплатить. Являясь по сути обычным человеком, она была вольна перемещаться по разным территориям. Так что Ашат знали все волколаки, насколько бы далеко они не находились от Столичной Вотчины.
Даже помня об этом, Дилар всё равно не трогал старуху. Хотя наверняка его предшественники не одобрили бы такого решения. Однако молодой Альфа Белых с самого начала затеял какую-то свою игру, то ли подражая славе Нетарха, то ли учась на ошибках своих предков. Как бы то ни было, с таким подходом вряд ли ему суждено ещё долго властвовать.
Насколько мне было известно, именно Горан являлся его главным конкурентом за титул Альфы. И именно Горана мне пришлось сегодня оставить в живых.
Несомненно, это было ошибкой. Серьёзной и глупой ошибкой, которая запросто могла перерасти в тотальную. Но пока что Горан пускал слюни на полу и не представлял особой опасности.
Маша занималась ранами Марлока. Тот старался вести себя тихо, но мне и воображать не хотелось, какие муки он испытывает на самом деле.
— Что ты с ним с делал? — спросил я, пнув поверженного Белого, который не реагировал вообще ни на что.
— Стёр ему память.
Я усмехнулся:
— И что он теперь будет помнить, если очнётся?
— Последние сутки он вряд ли запомнит, но… — Марлок поморщился от боли, когда Маша нанесла травяную кашицу ему на бедро. — Но в любом случае Горан поймёт, кто с ним это сотворил.
— Надо было стирать всё подчистую, чтобы даже, как оборачиваться, забыл.
Марлок слабо улыбнулся:
— Было бы побольше сил, я бы смог.
М-да… Он, что называется, таял на глазах. И если мои прогнозы верны, следующий рассвет Марлоку уже не суждено увидеть.
— Закончила? — спросил я у девчонки.
— Закончила, — проворчала Маша и переключилась на подругу. — Давай я твои ладони смажу.
— Спасибо, — поблагодарила Рина, затем глянула на меня: — И тебе спасибо.
Я посмотрел ей в глаза долгим взглядом.
Видимо, Рина была из того малочисленного сорта людских женщин, которым очень нравится страдать из-за любви. А малочисленные они как раз потому, что долго не живут из-за собственной дурости.
И всё же Ринина самоотверженность не могла не восхищать. Конечно, она — идиотка. Просто храбрая идиотка. Вопрос только в том, что в итоге в ней победит — храбрость или человеческий прагматизм. В первом случае ей тоже вряд ли доведётся увидеть много рассветов. Во втором случае ей лучше было прямо сейчас свалить домой. Без неё Марлок сгинет за пару часов, и никакие лекарства уже не помогут.
— Мы едем к Ашат? — недоверчиво уточнила Маша.
— Если будешь возиться также долго, мы никуда уже не поедем. Никогда, — прорычал я, но не слишком громко. — Марлок, идём в машину.
Подхватив Белого под локоть, я кое-как умостил его себе на спину, что, конечно, причинило ему невыносимую боль. Марлок стискивал зубы и терпел. К тому же его начинал бить страшный озноб — тело в буквальном смысле разрушалось.