– Эй, Эмма, – зовет Филип, вытирая выпачканные в лайме пальцы. – Потанцуешь со мной?
Эмма вспыхивает, и Мэтт прекрасно ее понимает. У большинства людей на планете такая реакция на Филипа. Потому что он секси и при этом невероятный добряк.
Они уходят и какое-то время все остальные сидят в тишине.
Тим лениво смотрит по сторонам, Дэн сидит в телефоне, а Ребекка разглядывает свои ногти. Потом Мэтт пытается что-то сказать, но Тим перебивает его и тянется рукой к бутылке с виски, говоря что-то о том, что на него запрет Филипа на алкоголь не распространяется, и Мэтт одновременно с Ребеккой подаются вперед и хватают его за запястье.
Их пальцы соприкасаются, и Мэтт получает инфаркт, пока Ребекка тупо смотрит на него, моргая.
Они оба знают, что если Тим выпьет хоть глоток этого виски, то его увезут на скорой. Аконит вреден и для людей тоже, и еще неизвестно, какой именно сорт аконита намешал сюда влюбленный в Филипа бармен.
Ребекка одергивает руку, Тим непонимающе таращится на них, они смотрят друг на друга. И Мэтт не знает каким образом, но во взгляде Ребекки он просто читает просьбу придумать что-нибудь.
– Что происходит?
Мэтт встает и ищет бумажник в своей куртке.
– Лучше я куплю вам пива, ребят.
И он уходит, чувствуя, как Ребекка прожигает взглядом его затылок.
Нолан широко ему улыбается, когда он просит четыре пива и еще одну бутылку особенного виски для Филипа.
– Возьмешь у Филипа мой номер, – говорит он, открывая бутылки и передавая ему по одной. – Если захочешь прийти сюда без него, просто позвони мне, и я все устрою.
И он подмигивает Мэтту, а потом происходит что-то, совсем выходящее за грань, потому что Ребекка повисает на его плече и как-то подло прищуривается, глядя на бармена, который уже скрылся за стойкой.
– Посмотрите-ка, кто здесь. Это он продает вам тот убийственный виски, которым вполне мог отравиться мой друг?
Мэтт не сразу понимает, что она там говорит, потому что она близко, и она трогает Мэтта, и единственное его желание сейчас – принюхаться к запаху ее кожи, пометить ее своим запахом, перемешать их так, чтобы впитать друг в друга…
– Твой друг мог бы не тянуть лапы к…
– Мэттью, – демонстративно перебивает она и цокает языком.
Она прижимается к его бедру своим и практически висит на его плече, упираясь в него локтем. Мэтт шумно сглатывает, поворачивая голову так, что их лица оказываются на одном уровне.
– Ты близко, – просто говорит он.
Ребекка смотрит прямо в глаза, ее дыхание ни на грамм не сбивается, а сердце стучит так ровно, будто бы ей в самом деле плевать. Что, очевидно, так и есть.
Зато Мэтта пошатывает на месте.
– Тебя это волнует? То, что я близко?
– Да, Ребекка, меня это волнует.
Какой смысл отпираться, если уже по уши в дерьме?
И эта девчонка, она просто дьявол, и она сейчас знает, какая власть в ее руках, поэтому она облизывает губы, не пошло, а совершенно обыкновенно (Необыкновенно), и легонько теребит пальцами воротник на рубашке Мэтта.
– Ты смешной.
– Это не значит, что ты будешь мною манипулировать, – просто говорит он.
Ребекка искривляет губы и мотает головой:
– Прости, но буду. Знаешь, эти люди, – она кивает на Тима и Дэна, которые переговариваются друг с другом, пока Филип делает вид, что слушает их, на самом деле прислушиваясь к каждому слову Ребекки. – Это все было для них. Этот спектакль, в котором Филип – строгий старший брат, а я ворчливая сестра-подросток, о которой нужно заботиться. Мы с ним так делаем каждый раз, когда оказываемся вместе где-то, помимо дома. Он меня за что-то отчитывает, я делаю вид, что чертовски обиделась, но вот в чем прикол, – Ребекка улыбается как-то слегка нетрезво. – Когда в понедельник я приду в колледж, в моем шкафчике будет лежать мое фальшивое удостоверение, знаешь почему? Потому что это не его гребаное дело, пью я, хожу ли я по барам или нет. Все это, вся моя жизнь – не его дело, он лишь может сделать вид, что наказывает меня на публике, но мы вернемся домой, и я зайду в свою комнату, и все, на что он будет способен там – это обходить меня стороной. Потому что мы НЕ семья, Мэтт. Мы – не то, что думают люди. И мы не то, за что нас сейчас принял ты.
И ее рука просто соскальзывает с плеча, а потом она уходит, прихватив две бутылки – для себя и для Эммы.
Мэтт находит взглядом виноватый взгляд Филипа и чертыхается сквозь зубы.
«Где ты?»
«Кто это?»
«Мэтт».
«О, тогда ответ на твой вопрос – не твое дело».
Ребекка какая-то по-утреннему уютная, когда вплывает на кухню в понедельник. Она потягивается, разминая кости, а ее футболка от пижамы, очевидно, просто не может не задраться, оголяя острые тазовые косточки и очень красивый пресс. Мэтт сглатывает и поворачивается обратно к плите. И начинается.