Выбрать главу

Келли обвела глазами спальню. Это была та же комната, которую она занимала раньше, и Анна положила ее льняную ночную рубашку на массивную кровать с четырьмя столбиками. Интересно, спит ли Джанфранко по-прежнему в соседней спальне? – подумала она, но тут же отогнала от себя эту мысль. Размышления о Джанфранко не приведут ни к чему хорошему.

Взяв ночную рубашку, она вошла в примыкающую к ее спальне ванную комнату. Приняв душ, она натянула через голову ночную рубашку. Мельком взглянув в зеркало, недовольно поморщилась. Рубашка доходила ей до ступней. Она стояла с распущенными волосами, без тени косметики на лице, и единственным цветовым пятном были темные круги под глазами. Она была похожа на привидение.

Келли вернулась в спальню, потом вошла в детскую. Несколько минут она стояла, всматриваясь в лицо спящей дочурки, потом молча произнесла молитву о том, чтобы Анна Лу была здесь счастлива. О себе она не думала.

Правильно ли она поступила? В глубине души Келли знала, что выбора у нее не было. Джанфранко, объявившись вчера, только ускорил события. Если честно, Келли уже пришла к решению связаться с Джанфранко, после того как Анна Лу спросила на Пасху о своем отце.

Она дотронулась пальцем до щечки дочери.

Все эти годы Келли пыталась не думать о муже, потому что ей было слишком больно, но теперь она смотрела в лицо фактам. Прошлая ночь доказала ей, что ее влекло к Джанфранко так же сильно, как раньше. Только теперь она не называла это любовью.

Она не доверяла ему, но ведь и он не доверял ей, так что в этом они были квиты. Однако у них был общий ребенок, и она не подвергала сомнению его любовь к Анне Лу. За короткие двадцать четыре часа между отцом и дочерью установился несомненный контакт. Если Келли хотела быть с дочерью и обеспечить ей счастливый дом, которого та заслуживала, – а она этого хотела, – тогда, вероятно, лучше всего помириться с Джанфранко.

Тихо прикрыв за собой дверь, Келли вернулась в спальню. Она слишком устала, чтобы принимать сейчас какое-то решение. Забравшись в постель, она свернулась калачиком, широко зевнула и через секунду заснула.

Келли проснулась и подняла голову. Ей еще не хотелось просыпаться. Она устроилась поуютнее и ощутила твердое мужское бедро. Широко раскрыв глаза, она резко вскочила.

– Какого черта! – воскликнула она. Другая сторона кровати была занята.

– Бонджорно, синьора.

Анна поставила на ночной столик поднос с кофейником и двумя чашками.

Джанфранко лежал в ее постели, откинувшись на подушки. Он выглядел необыкновенно сексуально и, если Келли не ошибалась, был абсолютно нагим. Она перевела взгляд с Джанфранко снова на Анну и поспешно отодвинулась на край кровати.

– Спасибо за кофе, а где Анна Лу? – спросила она.

Можешь идти, Анна, – распорядился Джанфранко. – Я сам все объясню.

Ему придется чертовски много объяснить. В том числе, почему он оказался в ее постели, сердито подумала Келли. Ее синие глаза снова остановились на нем.

– Успокойся. Мне сказали, что наша дочь умыта и одета и в данный момент завтракает на кухне. Она совершенно очарована нашим котом, – добавил он.

Его глубокий голос, охрипший со сна, словно бальзам действовал на ее кожу. Он не сводил с нее сонных глаз.

Почувствовав жар во всем теле, Келли судорожно глотнула и отвела от него взгляд. Он излучал такую сильную мужскую энергию, что становилось страшно. Ее взгляд скользнул по черной поросли на его широкой груди, по прикрытым тонкой простыней бедрам.

Келли проглотила ком в горле и спросила первое, что ей пришло в голову:

– Почему кофе принесла Анна? Раньше это делал Альдо.

Губы Джанфранко скривились в циничной усмешке.

– Я понял, что проявлял не слишком много чуткости три года назад. Ты была тогда новобрачной, впервые в жизни стала делить постель с мужчиной, а я позволял другому мужчине будить тебя по утрам. Я привык к Альдо, но помню, как ты краснела и пряталась под простыню.

– Ты прав, я стеснялась.

Она почувствовала на мгновенье, как тронута тем, что он обратил внимание на ее смущение, хотя и с опозданием на три года.

– Конечно, это вряд ли имеет значение теперь. – Джанфранко снова откинулся на подушки. – Но я позаботился об этом еще до того, как поехал в Англию и выяснил, какой образ жизни ты там вела.

Келли уловила сарказм, и то теплое чувство, которое было вспыхнуло к нему, исчезло как дым.

– Уж не сравнить с тем, какой у меня был здесь, – уколола она, выскользнула из постели и с вызовом спросила: – Может быть, теперь ты объяснить, что делаешь в моей постели?

– В нашей постели, Келли.

– Ценное заявление. Когда-то ты не мог дождаться, чтобы выскочить из нее, – в свою очередь с сарказмом поддела она. Обида не прошла и спустя три года.

– Насколько я помню, ты ни разу не возразила: для тебя главным была безопасность нашего тогда еще не родившегося ребенка. – Он с удивлением взглянул на нее, словно получил ответ на какой-то мучивший его вопрос. – Я понятия не имел, что тебя это трогало.

Он был слишком проницателен, и она смертельно испугалась того, что едва не выдала себя.

– Налью кофе, пока он еще не остыл, – пробормотала она и стала наполнять обе чашки.

Сделав глубокий вдох, Келли снова повернулась к нему лицом и протянула чашку с блюдцем.

Он взял чашку из ее рук, выпил и поставил чашку на ночной столик. Потом, отклонившись назад, посмотрел на нее с невозмутимым выражением, отчего Келли занервничала. А когда он заговорил безучастным тоном, она едва не пролила свой кофе.