Но не стоит полностью совмещать Фанни с Эльзой, а Аронимуса с ее отцом. Несмотря на подзаголовок — «История моего отца», пьеса не является ни автобиографической, ни даже биографической. Не является она и полной фикцией. Таков был творческий метод Эльзы Ласкер-Шюлер. В письме к Мартину Буберу, с которым Эльза и переписывалась, и встречалась довольно часто, она защищает свое высоко персональное и глубоко субъективное видение мира и столь же эгоцентричный способ его описания, объясняя, что знает только одну — свою собственную — жизнь, поэтому только о ней и может писать с достаточной степенью авторитетности и авторитарности, необходимой писателю. А в качестве примера того, как именно она применяет этот свой метод, ставший в конце XX века достаточно обычным, но бывший весьма экзотичным в его начале, возьмем одно из самых известных ее прозаических произведений — «Книгу Петера Халле», написанную после смерти любимого друга. Итак, Петер Халле, главный герой книги, это действительно и без сомнения реальное историческое лицо, но он же одновременно — апостол Петр. А его наперсница — это, без сомнения, сама Эльза, выступающая под именем фантастического персонажа Тино из Багдада.
В сорока шести коротких сценах апостол и Тино путешествуют по горам и долам, встречая других, исторических и фантастических, персонажей, с которыми пытаются создать герметическую общину. Для чего? Для того, чтобы спрятаться от враждебного мира, их окружающего. Когда же апостол умирает, Тино уходит в себя, ускользнув таким образом от пугающей реальности. Внутренние приключения Тино уже в качестве затворницы в самой себе описаны в следующей книге Ласкер-Шюлер: «Ночи Тино из Багдада».
А теперь представьте себе столь красочный и необычный персонаж на ступеньках чужого дома на улице Царицы Шломцион в Иерусалиме. Она — Эльза, называемая сегодня самым великим германским поэтом XX века, — вещь в себе, а не в Иерусалиме. Как и в любом ином месте на земле, впрочем, может, и на небесах. Ей не впервой спать на парковых скамейках, в странных и небезопасных пристанищах, в домах случайных людей. Она проделывала все это в благополучном Берлине начала века, когда проигрывала свою историю Тино или жила ею. Не впервой ей ходить в рубищах или экзотическом тряпье. А обвинять Иерусалим в гибели Эльзы Ласкер-Шюлер глубоко несправедливо.
Между тем именно невнимание к поэтессе со стороны неблагодарной Палестины вменяют — прямо или косвенно — нынешнему Израилю, которого, напомним, тогда еще в природе не было. Попробуем вдуматься в то, что происходило в мире и в стране, в которую Эльза Ласкер-Шюлер попала по собственному желанию, но из которой не смогла уехать назад, потому что Швейцария этого не захотела. Ей, Швейцарии, стране, с трудом удерживавшей нейтралитет в одуревшем мире фашистского бешенства, не нужна была немецкая поэтесса фантастического европейского авангарда. И никому другому в тот момент не нужен был этот авангард, получивший тогда и позже много имен — от неоромантизма, символизма, модерна и футуризма до декадентства и дегенератива.
Книги Ласкер-Шюлер в фашистской Германии жгли. Никто из ее прежних друзей и единомышленников не остался на позициях, которые Амихай, пожалуй, верно определил как хипповские. Правда, хиппи появились спустя полвека, но кто знает, появились ли бы они вообще, если бы прежде по берлинским улицам не бродила Тино из Багдада, дитя цветов, пророчица всемирного мира и вселенской любви. В Швейцарии она еще находила себе привычную аудиторию, но во все суживающемся круге. А в Палестине круг был шире. Сюда приехало много бывших берлинцев-берлинеров и прочих немцев Моисеева вероисповедания.
Их называют пятой алией, алией «йеке», немецких евреев или евреев немецкой культуры. Таких было немало не только в самой Германии, но и в Прибалтике, Польше и бывших странах Австро-Венгрии.
Всего прибывших в Палестину в ранние тридцатые годы «йеке» и «йекеподобных» насчитали 260 тыс., из них 60 тыс. приехали из самой Германии. Самые видные, знаменитые и активные разошлись по существовавшим научным заведениям или создали свои структуры. Считается, что Иерусалимский университет, Институт Вейцмана и хайфский Технион созданы немецкой профессурой. Им же приписывают создание основных музеев, введение современной агро- и зоотехники, престиж израильской медицины, появление серьезного книгопечатания, банковского дела и многого другого.