В Израиле верховный судья как культурный герой ничуть не уступает по популярности значимым политикам или любимцам массовой культуры. Средний гражданин знает этих судей в лицо, а также знаком с их повадками, характерами и мировоззрением, поскольку именно они устанавливают этические нормы, возглавляют общественные комиссии-разборки и устраивают шумные диспуты по наболевшим вопросам.
Судебный активизм, который ставят израильским судьям то на вид, то в заслугу, соотносится с очень древней иудейской традицией. Еврейское существование в галуте означало в первую очередь жизнь под прикрытием автономного еврейского судопроизводства. При этом судьями назначались самые видные и образованные представители еврейской общины. Судей и суд в народе весьма уважали, не забывая, разумеется, их критиковать и даже ругать нехорошими словами. Так оно ведется и в Израиле. А Хаим Коэн при этом был еще и шармером, вполне сравнимым с такими специалистами этого дела, как Битлы или, скажем, принцесса Диана.
По-нынешнему говоря, он обладал харизмой. И столько ее, этой харизмы, в нем было, что даже самые заклятые враги, и сегодня говорящие о Коэне только сжав кулаки, не могут не улыбнуться хотя бы краешком губ, вспоминая ненавидимого. Он был Ахер, Другой, или Тот-вы-знаете-кто (кого не рекомендуется называть по имени). Но вообще-то под названием «Ахер» в иудаизме скрывается вполне определенная историческая личность по имени Элиша бен Авуя. Авуя был танаем, современником рабби Акивы, великим знатоком Торы и отчаянным парадоксалистом. Спор о том, что заставило его стать Другим, иначе говоря, безбожником, еще не закончен. Одни различают в этом событии исключительно личные мотивы, другие предполагают Высшую инициативу. Возможно, именно по этой причине предание не исключило Элишу ни из религиозной и исторической традиции, ни из народной памяти.
Высказывания Другого изучаются, его поступки комментируются, он остается почитаемой талмудической фигурой, несмотря на свое отступничество. Так вот, знаменитый раввин Кук-старший назвал своего любимого бывшего ученика, судью Хаима Коэна, «новым Ахером». И ученик весьма гордился этим эпитетом. Правда, приводя высказывание любимого учителя, Хаим Коэн не объясняет, что именно тот имел в виду. Зато он посвящает немалую часть собственных трудов объяснению причин и даже закономерностей своего отступничества. Основную причину судья видит в несправедливости некоторых алахических законов и, более того, в факте Катастрофы. Коэн утверждает, что, если бы и после этого ужаса он продолжал верить в Бога, ему бы пришлось Его возненавидеть. Однако этим проблема атеизации собственного мироощущения не исчерпывается. Коэн без конца продолжает полемизировать с людьми и Небесами по этому поводу. При чтении посвященных этой проблеме многочисленных страниц меня не оставляло ощущение, что господин судья сознательно или подсознательно «делает себя под Элишу».
В принципе же «великий израильский отступник», новый Ахер, эпикуреец и безбожник, либерал и борец за права человека, гордящийся своим знанием западной философии, особенно немецкой, особенно Ницше и Шопенгауэра, во всех своих трудах опирается не на их труды, а почти исключительно на еврейские источники. В интеллектуальном плане Хаим Коэн всю жизнь был занят только двумя вопросами: что делает человека человеком и еврея евреем?
В перерывах между размышлениями на эту тему, чтением и изучением соответствующей литературы и нескончаемым самоанализом он любит женщин и природу, а также музыку и хорошую беседу с интересными собеседниками; много путешествует, наслаждается театром и закладывает основы израильской юридической системы, служа юридическим советником правительства и государственным прокурором, а затем — верховным судьей. В качестве последнего Коэн старательно создает прецеденты и сам их оспаривает, вводя понятие «мнение меньшинства» в качестве вполне легитимной части юридического процесса. Эта, казалось бы, мало значимая завитушка на барочном фронтоне обсуждаемой личности требует хотя бы короткого пояснения.
Не только в Израиле, но и во всем мире принято, чтобы судейская коллегия стремилась к единогласному заключению. В судебной практике именно единогласие считается признаком неоспоримости окончательного вердикта. Вместе с тем современная наука требует не единомыслия, а как раз проверки на возможную ошибку. Неоспоренное мнение всегда вызывает подозрения в неистинности. Было бы неверно придавать юриспруденции видимость точной науки. Коэн и не пытался этого делать. Но он возвел судебное сомнение в принцип и сделал это на основе еврейской традиции.