Адам Барух являл собой образец израильтянина, переживающего фундаментальную ломку всех своих представлений и при этом понимающего, что из чего вытекает. Таких в то время было немного. Одна эпоха на глазах сменяла другую и подводила под собой черту. Барух, плененный российским творческим авангардом, старым и новым (он действительно был неплохо осведомлен о достижениях советского авангарда), в нахлынувшем потоке алии девяностых хотел видеть соратников и помощников, но разочаровался. Алия находилась в состоянии ломки прежних понятий, но этот кризис не совпадал по фазе с кризисом, переживавшимся в то время израильским обществом. Как говорится, имел место сдвиг по фазе. Несуразный вид «Садов Сахарова», садами не являющихся, Адама мог только рассмешить. И «русские» этого бы ему не простили. Между тем академик Сахаров в этой истории был совершенно ни при чем. Как, впрочем, и Мишель Пфайффер.
Еврейский Камелот
Недавно хоронили Арика Айнштейна, 74-летнего израильского эстрадного певца. Делали это по высшему разряду, поскольку отдавали земле национальное достояние. При этом оплакивали не только приятный баритон исключительно вкрадчивого тембра, лившийся как бы из одной души в другую, а весь «прежний Израиль», «истинный Израиль», «Израиль, которого больше нет».
Что это за Израиль? Смотря для кого. Для аборигенов — скорее всего, Израиль без пришельцев. Для ашкеназов — ашкеназский вариант еврейской общности. Для противников американизации — Израиль Бен-Гуриона. А для многих других — придуманный «русский Израиль». Не тот, что связан с иммиграцией семидесятых-девяностых, а тот, который пел «Катюшу» за праздничными столами, боготворил 28 героев-панфиловцев, воспитывал детей по Макаренко, вел себя в развязной «русской манере», носил косоворотку и сапоги, несмотря на жаркий климат, и мечтал о справедливом и просвещенном обществе. Разумеется, без зоны, большой и малой, и, уж конечно, без расстрелов и конфискаций.
Думаю, что имелся в виду еврейский рай, в котором нет антисемитов, евреям разрешается находиться на любых постах и заниматься любым делом, но при этом интеллигенция, будучи на командном положении, вытравит из сознания масс пережитки штетла, тогда как еврейский капиталист станет заботиться о еврейском пролетарии и оба они вместе — о благе родной страны. Ну а кот ученый будет ходить под этим раскидистым клюкво-дубом, распевая песенки и сказывая сказки. На иврите, само собой, но с учетом того, что слушателями могут оказаться дети — новые евреи, не познавшие яда антисемитизма, взращенные общим усилием нации, физически крепкие, светловолосые, прямоносые и чубатые, полная противоположность антисемитской карикатуре.
Арик Айнштейн родился в Тель-Авиве. Он был очень высок, белокур, прямонос и широкоплеч. Бегал быстрее всех, толкал ядро дальше всех, прекрасно забивал голы и лазил по деревьям. Если бы не сильная близорукость, быть бы ему капитаном армейской баскетбольной команды. Но ввиду упомянутого физического недостатка, понуканий папы-артиста и прорезавшегося сладкого баритона парень попал в армейскую самодеятельность, откуда на большую сцену вел наезженный тракт. Правда, жизнь израильского артиста никак не напоминала райские кущи. И вообще не нужно путать идиллический Израиль, существовавший только в головах, с реальным социалистическим Израилем, в котором было не много симпатичного.
Сегодня мы бы не стали называть коррупцию протекцией или величать авторитарную власть отеческой заботой, а тогда это было принято и не раздражало. В Израиле, как и в СССР, членам правильной партии жилось лучше, чем не-членам этой партии, и уж, без сомнения, гораздо лучше, чем членам неправильной партии, но считалось, что в стране царит полная демократия. Кому жилось хорошо в этом социализме, представить себе легко. А плохо… Ну, плохо в разной степени жилось всем остальным, но граждане правильной ориентации предпочитали полагать, что живется им не так уж дурно. При этом русский акцент требовался только в «Габиме», главном театре страны. В чиновных и торговых делах предпочитался румынский или польский выговор, в академии — немецкий, а в армейских кулуарах — французский и позже американский.