На перемене Саша Воробейко шумно ликовал:
– Васька-то! Васька-то! А? – повторял он и в знак поощрения увесисто хлопал брата по спине.
Сам Вася был не столько обрадован, сколько удивлён.
– Очень хорошо написано, – сказал ему Дима. – Знаешь, мы попросим Марину Николаевну дать нам твоё сочинение для газеты.
– Вот это правильно! – воскликнул Валя. – Я уже давно считаю, что мы должны подробно освещать в печати жизнь детского дома.
– Уж ты скажешь: «освещать в печати»! – покачал головой Рябинин. – И когда ты научишься выражаться, как люди?
Но слова эти прозвучали вполне добродушно, и когда Валя поправился: «Нет, правда, у Васи получилась очень хорошая заметка», все дружно согласились с ним.
– Андрюша, – спросила я Морозова после уроков, – ты понимаешь, почему твоё сочинение понравилось ребятам меньше, чем Васино?
– Понимаю, – ответил он, глядя в сторону.
«Не всё, но кое-что ты, конечно, понял!» снова подумала я.
В ПОХОД!
Так мы и жили – день за днём, неделя за неделей, – время бежало, мы не успевали оглянуться…
В марте было получено письмо от Анатолия Александровича.
«Дорогие мои друзья! – писал он. – Сегодня я подал рапорт командиру корабля. Не знаю, какой будет ответ, но думаю, что он не откажет. Если будет «добро» (разрешение на отпуск), я напишу вам, а при выезде дам телеграмму – хорошо?»
Ещё бы не хорошо! Это письмо принесло в наш класс новую радость. Никто из ребят ни на минуту не усомнился: этот незнакомый человек из далёкого Северного края непременно найдёт время, чтобы приехать и повидаться с ними.
«Чужой», «незнакомый» – эти слова, в сущности, давно уже были неприменимы к Анатолию Александровичу: он стал своим – в самом глубоком, самом истинном значении этого слова.
Мы порешили сразу после экзаменов отправиться в двухдневный поход. Людмила Ивановна, которой теперь становились известны все наши дела и планы, сказала, что если наш маршрут пройдёт через Болшево, мы можем рассчитывать на ночлег в одном из флигелей детского дома. Это решило дело. Мы тщательно изучали карту Подмосковья и выучили назубок путь от Мытищ до Болшева.
Ребята разузнали пешеходные нормы: для мальчиков 12 – 13 лет – 10 километров в день, скорость передвижения – 3, 5 километра в час, количество груза – 4 килограмма. Узнали, как разумнее составить маршрут и график похода, как половчее, поудобнее и экономнее уложить снаряжение. Ещё неизвестно было, кому врач разрешит пойти, но идея похода захватила всех. Даже Дима, который наверняка знал, что пойти ему не позволят, принимал в подготовке самое деятельное участие.
Готовились в звеньях. Рисовали дорожные знаки, учились укладывать вещевые мешки. Когда Лёва предложил Лукареву уложить рюкзак, тот всё сделал так, словно хотел показать, как не надо делать: к спине положил котелок, а по другую сторону свитер; хлеб засунул в самый низ, где он должен был через полчаса рассыпаться в крошки; мелкие вещи рассовал как попало и уже через пять минут не мог вспомнить, что с какой стороны надо искать. Потом Лёва быстро и точно показал, как надо укладываться, и все по очереди повторили за ним этот наглядный урок. Каждый запасся куском старой киноплёнки (поможет разжечь костёр!) и котелком. Каждый мастерил себе метровый посох и размечал его зарубками на дециметры и сантиметры – вдруг понадобится что-нибудь измерить!
Беседуя с ребятами о походе, Лёва сообщил им много полезного:
– Вот что надо хорошо запомнить: если в походе взял у товарища какую-нибудь вещь, отдавай непременно только ему, иначе что-нибудь потеряется или забудется. Имейте в виду, участники всякого похода всегда стараются помочь местному населению. Например, собирается дождь – значит, надо убрать сено. Ну, это, понятно, не в июне. Но вообще, если какая-нибудь беда – наводнение, пожар, мало ли что случается, – пионеры считают себя мобилизованными.
Ребята слушают, и по их лицам нетрудно прочесть, что они совсем непрочь натолкнуться на пожар или наводнение: тут они себя покажут! Они выручат! Местное население может быть спокойно: они не дадут ему пострадать от стихийных бедствий!
– Ещё одно правило, – продолжает Лёва. – Это к тебе относится, Лукарев, если ты собираешься брать в поход свой аппарат.
– Факт, собираюсь!
– Так вот: если ты кого-нибудь из населения сфотографируешь, ребят или взрослых, и пообещаешь прислать карточки, обязательно пришли, понятно? А то иной походный фотограф снимает-снимает, обещает-обещает, а потом наклеит снимки себе в альбом и успокоится. А потом придёт в те же места другой фотограф, и ему уже не верят, говорят: «Знаем вас, таких…» Если дал слово – выполняй. Понятно?.
– Понятно, понятно!
– Стоянку надо оставлять в полном порядке, это уж само собой разумеется. Рогатки от костра, запас дров надо аккуратно сложить – тогда другие путешественники помянут вас добром. Я уж не говорю о том, что костёр надо затушить по всем правилам, чтобы ни искры не осталось. Это, надо полагать, всем ясно.
– Знаем, не маленькие, – басом сказал Кира Глазков и закашлялся.
– А самое главное в походе – не пищать! – несколько неожиданно для ребят заканчивает Лёва. – Я читал «Педагогическую поэму» – очень хорошая, замечательная книга! – так там ребята даже вывесили на стене такой плакат: «Не пищать!» Как бы трудно ни приходилось – дождь, холод, грязь, жара, – не хныкать, не жаловаться, не вешать носа!
Санитаром избрали Лабутина. В сущности, в этом звании он у нас пребывал ещё с прошлогодних загородных прогулок; все помнили случай, как он быстро и ловко извлёк острый сучок, пропоровший пятку Борису, щедро залил рану иодом и сделал, по выражению слегка побледневшего, но храбро улыбавшегося Бориса, «артистическую перевязку – хоть на выставку санитарной обороны!» Костровым хотели быть все, и никто не желал быть поваром, пока Лёша Рябинин не заявил, что поваром будет он, и «даже с большим удовольствием». Тут сразу на нескольких лицах мелькнуло выражение, какое можно заметить на лице человека, нечаянно упустившего соблазнительную возможность. У Саши Воробейко даже вырвалось: «Эх, может и верно…»
Времени у нас было в обрез: мы снова готовились к экзаменам, а ведь сейчас они были серьезнее, чем в прошлом году. Как-никак, нам предстояло переходить в шестой класс!
– Несчастные люди, кто будет жить через тысячу лет после нас: сколько всяких событий произойдёт за это время, и им всё придётся учить! – меланхолически говорил Саша Воробейко, повторяя историю.
А ведь, кроме истории, были ещё и арифметика, и география, и литература, и русский язык, и английский… Но как ни мало было времени, а на подготовку к походу мы умудрялись выкраивать какие-то часы.
ДЕВЯТОЕ МАЯ
– Телеграмма! Нам телеграмма!
По коридору мчались братья Воробейко. Саша подбежал первым и, с трудом переводя дыхание, подал мне листок бумаги. Телеграмма была адресована «Пятому классу «В», и в ней стояло:
«Приеду девятого Ленинградского вокзала, встречайте».
Поднялась невообразимая суматоха. Хоть ребята и знали, что Анатолий Александрович приедет, и готовились к этой встрече и ждали, что это будет примерно в мае-июне, но телеграфный бланк свёл их с ума, как в начале года футбол.
– Приезжает! Как мы его встретим? Где он остановится?
Было решено: на вокзал ребята пойдут строем. «Мы его не узнаем, так он нас сразу узнает!» лицемерно заявляли они, но в глубине души каждый рассчитывал, что немедленно узнает Неходу. Остановиться можно было у Гая, у Ильинского, у Лукарева и у Кирсанова. Пришлось тянуть жребий. Счастье выпало Саше.