Песня резко оборвалась, и силуэты людей встревожено вскочили на ноги, всматриваясь в непрошенных гостей.
— Тагари! ТАГАРИ! — раздался истошный крик, и спустя мгновение Каро с Ликой были окружены скачущей от возбуждения детворой.
Глядя на маленьких вопящих цыганочек, облепивших Каро как стая саранчи, Лика ещё сильнее почувствовала всю нереальность происходящего: они истошно орали «Тагари!» и всячески пытались привлечь его внимание к себе.
— Цытеньте! — раздался строгий мужской голос, и из темноты показался крепкий жилистый мужчина лет сорока. — Кто так гостя встречает?! Налетели, как попрошайки на вокзале — семью позорите! — отчитывал он разом присмиревших девчат.
— Брось, Шуко, они же искренне! — рассмеялся Каро. — Рады гостям — вот и бегут навстречу. Врать ты их ещё не научил… — улыбнулся он, лукаво поблёскивая глазами.
— Врать не у меня — у твоего брата учиться надо! — довольно улыбаясь, невозмутимо парировал Шуко. — Кхамало такие сказки сочиняет — соловей заслушается!
— Аи! Чячо! Чячо! Твоя правда! — вновь расхохотался Каро и посмотрел на нетерпеливо топтавшихся на месте притихших девчат. — Ну, что красавицы, кому позолотить ручку на бусики? — усмехнулся он, доставая бумажник.
— Мне! Мне! — тут же протянулись навстречу маленькие ладошки, и Каро щедро одарил бойких девчушек купюрами.
— Бахт тукэ, Тагари! — зазвенело со всех сторон. — Бахт тукэ! — и радостные девчата стремительно растворились в темноте.
— Тагари — Тагари… — широко улыбаясь, покачал головой Шуко, крепко пожимая Каро за руку. — Зачем чайенгиро балуешь?! У них «бусиков» — что рыбы в море!
— Кто ж без гостинцев в гости приходит? — усмехнулся Каро, отвечая на приветствие. — А от леденцов только зубы ломаются! Зачем девчатам красоту портить?
— Мудрые слова, Тагари, мудрые… — вновь закивал головой Шуко, посматривая на Лику. — Красоту беречь надо — какая чиргенори с тобой стоит! Как звать тебя, кралица?
— Лика — невеста моя… — слегка улыбаясь, ответил за растерявшуюся от неожиданности Лику Каро. — Буду свадьбу играть — весь табор позову! Почётными гостями будете!
— Аи! Чячо! Какая ж свадьба без цыган? — рассмеялся Шуко. — Пойдёмте к костру…
Крепко взяв Лику за руку, Каро повёл её к сердцу отдыхавшего табора. Большой костёр, как домашний очаг, притянул к себе большую семью цыган, расположившихся вокруг огня. Неподалёку горели костры поменьше: разделившись на группы, молодые девчата и парни сидели «своим кружком». Перешёптываясь между собой, девчонки изредка поглядывали на ребят и звонко заливисто хохотали, слегка позвякивая браслетами и монисто.
— Тэ явэн бахталэ! — поприветствовал всех Каро. — Йавэн те састэ, чявалэ!
— Мишто йавьян, Тагари! — донеслось в ответ со всех сторон. — Сыр ту дживэса?
— Са авэла мишто!
Лика молча смотрела, как Каро разговаривает с цыганами, свободно общаясь с ними на их языке. От этого чувство нереальности происходящего усиливалось всё больше и больше.
— Тагари… — улыбнулась Каро самая старшая из всех цыганок, чьё лицо было покрыто множеством мелких морщинок. — Не забыл ещё дорогу к старой Рубине? Посиди со мной, сынок — и кралицу свою ко мне веди…
Им тут же уступили место рядом с пожилой женщиной, и Лика поняла, что к Рубине относились с большим почтением и уважением. Странно, но чувство неловкости и нереальности мгновенно исчезло: кто-то уже успел накинуть на плечи Лики теплую шаль, защищающую от ветра… кто-то всунул ей в руки кружку горячего чая… Чужие незнакомые люди приняли её как родную и отнеслись с теплом и заботой.
Рассказывая о своей жизни, Каро неспешно беседовал с Рубиной, отвечая на её вопросы, а она, (улыбаясь), слегка журила его, (точь-в-точь, как Фаина). Глядя на огонь, Лика медленно пила горячий обжигающий напиток и думала о том, как хорошо и легко было на душе.
Она вдруг вспомнила, как много лет назад, (когда Лика была совсем маленькой, и вся семья жила на Горке), она увидела во дворе двух цыганок. Остановив какую-то девушку, они долго расспрашивали её о чём-то, а Лика стояла и наблюдала за ними со стороны. Почему-то неудержимо тянуло подойти к этим женщинам — и уйти с ними.
Лика не могла пожаловаться на свою жизнь: у неё был дом, семья, но… Душа плакала и стонала от необъяснимого чувства тоски, умоляя оставить всё — и уйти прочь, в никуда… Она не решилась подойти к женщинам со своей просьбой, (цыганам и так приписывали похищения детей — зачем им лишние неприятности?), но странное чувство тоски не исчезло и иногда давало о себе знать…