Всю дорогу до дома она задумчиво смотрела в окно машины, пытаясь понять: а зачем вообще отец брал её с собой в гости к какому-то Андрею…? Почему он взял именно её — а не младших братьев, (как это обычно и было). Вообще этот визит был каким-то странным и непонятным…
Собравшись с духом, Андрей поднял руку и нажал на звонок.
— Зачем пришёл…? — удивился Макс и встревожился: — Что-то с Ликой?!
— Поговорить надо… — хмуро ответил Андрей.
Он долго молчал, собираясь с мыслями, после чего тяжко вздохнул и посмотрел на Макса виноватым взглядом.
— Вот: здесь всё — платье, украшения, деньги… — протянул он Максу огромную дорожную сумку. — Ориф просил передать и предупредить, чтобы ты к ним больше не приходил… — аккуратно подбирал слова Андрей. — Он не хочет, чтобы ты, (или кто-то из ребят), виделся с Ликой — мы для неё теперь чужие люди: я провёл сеанс гипнотерапии… В общем, мы для неё больше не существуем… — выдохнул он.
— Хочешь сказать, она никого из нас даже не узнает…? — пристально посмотрел на Андрюху Макс. — Ты СТЁР ЕЙ ПАМЯТЬ…?!
— Так Ориф попросил… — вымученно выдавил из себя Андрей.
Макс переменился в лице и на его скулах заиграли желваки.
— Разве вы — БОГИ…?! — гневно спросил он, глядя на Андрюху таким взглядом, что тот поёжился. — Кто дал вам право решать чужую СУДЬБУ?! КТО дал вам право решать, кого любить — а кого вычеркнуть из памяти?! Почему вы решили, что можете распоряжаться чужой жизнью?! КТО дал вам это право…?! — с горечью в голосе вопрошал Макс, сурово требуя ответа.
— Это не моё решение… — покачав головой, оправдывался Андрей.
— Но ты приложил к этому свою руку! — резко осадил его Макс. — Почему вы решили, что лучше самой Лики знаете, как и с кем она должна жить…?! Кто дал вам право решать за неё?! Она НИКОГДА не будет жить «как все»! Каро был для неё единственным смыслом жизни… Понимаешь…?! ЕДИНСТВЕННЫМ!!! Ни один твой хвалёный гипноз не вытравит эту любовь!
— Я сделал то, о чём меня попросили! — вздёрнув голову, резко ответил Андрей. — Если б не я — нашли б кого-нибудь другого! Тогда непонятно, чем всё могло закончиться — может, стало бы ещё хуже! А так… Я не смог стереть ей всю память… — признался он. — Да я и не пытался, (если честно). Просто убедил её в том, что вся эта история была обычным сном — и ничего более…
— Сном…? — грустно усмехнулся Макс.
— Ну да… — пожал плечами Андрей. — Это был единственный вариант провести гипнотерапию с наименьшим риском для её психики. Теперь Лика верит, что видела во сне своего БУДУЩЕГО мужа. Если когда-нибудь начнут всплывать реальные воспоминания — она примет их за «вещие» сны, приснившиеся в далёком прошлом. Она не забыла Каро: просто теперь она думает, что их встреча ещё ВПЕРЕДИ…
После тяжёлого разговора с Андреем у Макса душа была не на месте. Не зная, куда себя деть, он поехал к тёте Фае. Она была единственным человеком, рядом с которым можно было просто посидеть на крылечке и помолчать, вспоминая Каро.
Тёть-Фая встретила его грустной улыбкой и печальным взглядом.
— Как Лика? — сразу же поинтересовалась она.
— Лика… — вздохнул Макс, присаживаясь на крыльцо. — Нет больше нашей Лики, тёть Фай. Ориф её к Андрюхе возил, тот что-то и «нахимичил» с мозгами — не помнит она теперь ничего. Ни Каро, ни тебя, ни меня — НИЧЕГО не помнит…
— Вон оно как… — протянула тётя Фая и устало опустилась на ступеньку рядом с Максом. — Зачем же они так с ней? Нехорошо это.
— Ориф сказал, что так лучше будет: жить будет как все люди — выйдет замуж, детей заведёт… Только я думаю, не надо было так делать. Они ж с Каро любили друг друга, как сумасшедшие — и что теперь…?
— Правильно думаешь, — согласилась Фаина. — Разве ж можно у человека память отымать? Душа — она всё знает, её не обманешь! Такая любовь в ней большой след оставляет, его ничем не сотрёшь. Человек, (головой), может и не помнить ничего: может замуж выйти, детей завести — да только душа всё одно чувствует, что ДРУГОЙ рядом, НЕ ТОТ. Тяжко душе тогда на свете жить, ох, тяжко… И за что они с ней так…?
— Тёть-Фай, честное слово — мне самому тошно от этого! — вновь вздохнул Макс. — Да только что мы можем сделать? Поздно уже что-то менять.
— Не знаю, сынок, не знаю… — покачала головой Фаина. — Я тебе так скажу: если б кто со мной такое сотворил, когда Ахмеда моего не стало — ни за что не простила бы! Поначалу, конечно всякое было: и ревела, и молчала по нескольку дней, и мысли чёрные в голову приходили — думала даже руки на себя наложить, да, (Слава Богу!), отвёл грех в сторону. А потом утряслось всё, успокоилось: встанешь с утречка, помолишься Богу за душу моего Ахмеда, чтоб ему в Раю хорошо жилось — и на душе тихо так, спокойно… На могилку к нему когда приду: приберусь немного, присяду — и рассказываю, что у меня, да как… На душе опять тихо становится. А уж если во сне вдруг увижу, когда в гости ко мне придёт — совсем радостно, будто праздник! А Лике теперь что? Ни помолиться, ни к могилке сходить в трудную минуту… Куда ж она боль свою девать будет, если не помнит ничего? Боль-то эта никуда не исчезла, так, притаилась только до поры до времени… А когда вылазить начнёт, что она с ней делать будет, если не помнит ничего? Она нашего мальчика так любила, как лебёдушка лебедя своего, а они ей все крылья обрезали! Единственная радость у души была — память светлая, так и ту отняли! Зря они так с ней, зря… — покачала она головой. — Не выйдет из этого добра, сынок! Помяни моё слово — НЕ ВЫЙДЕТ…