Подруга несколько раз быстро перекрестилась и, как коза, пропрыгала по глубоким следам, проложенным Людмилой к порогу. Склонилась на мгновение к пробою, потом подняла лицо, тускло белеющее в темноте, и прошептала:
– А пробой-то на месте. Кажется, замок ключом открывали…
Людмила достала из-за пазухи фонарик, поставила синий фильтр и навела бледный пучок света на пробой. Следов взлома не наблюдалось. Выходит, в дом проникли цивилизованным путем, и вполне возможно…
Но слишком долго раздумывать им не позволили.
Дверь с треском распахнулась. В следующее мгновение Антонина, взвизгнув от неожиданности, отскочила в сторону и, оступившись, полетела с крыльца спиной в сугроб.
– Людка! У него пистолет! – заорал истошно Славка и бросился в ноги выскочившему на крыльцо человеку.
– Бросай оружие! – крикнула Людмила и попыталась ударом ноги выбить из рук противника пистолет, но валенки были слишком тяжелыми от налипшего на них снега, она поскользнулась и вместо намеченной цели угодила ногой в косяк и чуть не упала. Противник весьма ловко уклонился в сторону, перехватил пистолет в другую руку и сильным пинком отшвырнул Славку в сугроб, отчего вставшая было на ноги Тонька опять завалилась на спину и выругалась совсем уж неприлично, пытаясь столкнуть с себя мальчишку.
Дуло пистолета уткнулось Людмиле в лоб. Холодный металл обжег кожу. Девушка вздрогнула, а незнакомец, не опуская пистолет, попытался вырвать у нее из рук карабин. Она сжала зубы, но оружие из рук не выпустила.
– Дура, – пробормотал человек, – отдай карабин! – И резко притянул его к себе. Людмила уперлась носками валенок в порог, но оружие в руках удержала.
Краем глаза она заметила, что куча-мала из Славки и Антонины распалась на две части, и брат, стоя на коленях, поднял ружейный ствол в небо. Полыхнула вспышка, раздался гулкий, словно в бочку, выстрел. Человек быстро оглянулся, на долю секунды отвел пистолет от лица Людмилы и ослабил захват руки на карабине. Но ей было достаточно и этого. Что было сил она рванула карабин на себя, обледеневшей подошвой валенка ударила противника по правому колену, а приклад направила прямо в солнечное сплетение. Человек согнулся пополам, зашатался, и Людмила следующим ударом ноги отправила противника вниз головой с крыльца в тот же сугроб, из которого с грехом пополам выкарабкались Славка и Антонина.
Незнакомец приземлился на нетронутую еще снежную поверхность рядом с ямой, в которой только что барахтались его противники, попытался приподняться на руках и вдруг застонал и обессиленно упал в снег лицом.
– Господи! Ты что, его пристрелила? – прошептала Тонька и прижала руки к груди. Она потеряла в сугробе шапку, и теперь снег набился ей в волосы, они смерзлись в жалкие кудельки, но она не замечала этого, с испугом вглядываясь в неподвижную темную фигуру у их ног. – А здоровый бандюга, как он нас всех тут не прибил?
– Я в него не стреляла, только прикладом ударила. – Людмила спустилась с крыльца и подошла к обезвреженному противнику. Он не шевелился, похоже, потерял сознание, но она тем не менее приблизилась к нему весьма осторожно, закинула карабин за спину и, склонившись над неподвижным телом, ощутила вдруг нечто похожее на панику. Кажется, она изрядно перестаралась. Рядом с головой незнакомца расплывалось большое темное пятно. И это означало одно: он не просто потерял сознание, но еще и серьезно поранился.
– Тоня, кажется, он ранен! – Людмила перебросила карабин в руки брата, встала на колени рядом с мужчиной и попыталась перевернуть его на спину. Он был тяжел, как камень, и только когда Антонина пришла на помощь, им с трудом, но удалось выполнить задуманное.
Человек застонал, попытался подняться на локтях, но опять откинулся назад и замолчал. Людмила направила луч фонарика ему в лицо, но оно было покрыто обледеневшим снегом вперемешку с кровью, и она почувствовала уже не просто панику, а ужас.
– Людка, я в доме посмотрел, что к чему! – торопливо прошептал Славка. – Там кроме раскладушки и огарка свечи, ничего нет. Наверно, к нам домой его придется тащить.
– Да, теперь точно без милиции не обойдешься, да и врача, как ни крути, нужно вызывать, – вздохнула Антонина, – затаскают нас на допросы, замордуют объяснениями да снятием показаний, хорошо, если в каталажку не посадят!
– Давай пока не будем об этом. – Людмила скинула бушлат и расстелила его на снегу рядом с раненым. – Надо его как-то перенести в дом и перевязать хотя бы на первый случай.
Обратный путь показался им еще длиннее, хотя ветер почти стих и снег валил уже не с прежней силой. Но сначала пришлось откапывать калитку в одном дворе, потом в другом, а в промежутке тащить по снежной целине неподвижное тело. Но тяжелее всего было внести его в дом. Ступени покрылись скользкой ледяной коркой, и они чуть не уронили раненого сначала на крыльце, затем Славка, который придерживал бушлат сбоку, все-таки оторвал недавно пришитый воротник. Но в последний момент исхитрился подставить под спину раненого руки, и тот не успел грохнуться на пол теперь уже веранды. Наконец удалось затащить его на кухню и только здесь оценить его весьма нестандартные габариты. Незнакомец занял почти все свободное пространство от кухонного стола до дверей Людмилиной комнаты.
Людмила сняла с себя забитый снегом свитер и бросила его в угол, следом последовала ушанка и валенки, а она в одних носках перешагнула через раненого и прошла в свою комнату, чтобы взять аптечку.
Но не успела она протянуть руку к шкафчику, в котором хранились лекарства и бинты, как в кухне упало что-то стеклянное и, если судить по звуку, разбилось, а Антонина жалобно и вместе с тем испуганно вскрикнула:
– Е-мое, Людка, ты смотри, кого мы угрохали! – И добавила уже более сердито: – Ну как тут, Вячеслав, не выругаться? Гляди сюда! Это ж нам теперь век свободы не видать!
– Что случилось? – Людмила вернулась на кухню.
Антонина стояла на коленях к ней спиной и, склонившись над раненым, протирала ему лицо мокрым полотенцем.
Славка с другой стороны поддерживал его голову, и взгляд у брата был мрачнее тучи. Сердце у Людмилы сжалось. Бывший противник был одет в милицейские брюки и тельняшку. И она знала только одного человека в Вознесенском, кто был подобного роста и телосложения и носил к тому же форму милиционера.
Она молча опустилась на колени рядом с Антониной, уже не ожидая от дальнейшей жизни ничего хорошего. И зачем было затевать эту разведку боем? Теперь от ее художеств пострадают ни в чем не повинные брат и подруга…
– Как он? – спросила она шепотом.
Антонина отвела от лица Барсукова полотенце и вздохнула:
– Надо же, как не повезло! Пускай бы уж кто-нибудь из ментов попался, но не сам же начальник РОВДа. Интересно, по какой статье нас судить будут, а, Людка? Тут мелким хулиганством не отделаешься.
– Нанесение тяжких телесных повреждений, не иначе, – разъяснил им юридические аспекты Славка, – а так как мы чуть-чуть не угробили самого ментовского начальника, нам наверняка лет пятнадцать строгого режима светит…
– Спасибо, успокоил! – Антонина взяла из рук Людмилы бинт и с удивлением посмотрела на нее. – Ты что побелела вся? Вот уж не думала, что ты крови боишься!
– Прямо крови она боится! – заступился за сестру Славка. – Она за этого мента испугалась. Жалко небось стало?
– А ты как думаешь? – рассердилась Людмила. – Он мне особого вреда не причинил, да ты и сам сегодня ему дифирамбы пел.
– Я как раз не пел, – насупился брат, – это Артем да Светка изощрялись, а меня в конторе не было. Что я могу о нем сказать? А рана у него пустяковая, щеку немного ободрал и, видно, еще нос расквасил, а сознание потерял из-за того, что лбом к бревну приложился. Там еще с прошлой осени несколько березовых кругляков валяются. – Он взял с пола лежащий рядом карабин и, недолго думая, приложил ствол ко лбу подполковника. – Ничего, сейчас очухается и еще покажет нам кузькину мать!
– Ради бога, Вячеслав, убери эту дуру подальше! – приказала ему Антонина и покачала головой. – Да-а! Рана, конечно, невелика, ссадина просто приличная, но ты посмотри, какой рог у него на лбу вырос да вдобавок еще фингалы под обоими глазами!