Будь у меня сейчас смартфон, я бы выделила это сравнение жирным цветом, а потом подумала бы: сохранить или удалить. А тут сравнение пришло - сравнение ушло, оставив после себя какое-то странное чувство неудовлетворенной раздвоенности. Нет, писательские мозги - это вещь конечно специфическая...
Кроме пожухлой травы и одинокого деревца, ставшего нашим невольным спасителем, на островке ничего не было.
Нам предстоял еще путь до берега, что виднелся на горизонте неровной бахромой хвойного леса. На счастье, между нашей “вишенкой” лежали другие такие же “вишенки” побольше и поменьше, и требовалось лишь найти к ним “правильный подход”. Причем, без права на ошибку. Это было все равно, что сунуть голову в пасть страдающему насморком крокодилу… Стоп, опять спорное сравнение. Тем более, что крокодилы, кажется, не страдают насморком.
-Гиблое место, - сказал Роланд, осматриваясь по сторонам.- Тут даже комаров нет.
И действительно, за все это время, меня не ужалил ни один кровосос. Но на мой взгляд, это был скорее плюс, чем минус.
Шут безжалостно срубил спасшее нас деревце, уже и так порядком натерпевшееся от двух залетевших в его болото человеков. К сожалению, других деревьев на этом крохотном островке просто не наблюдалось. Оно должно было служить нам чем-то вроде слеги: Роланд собирался нащупывать ею дорогу...
И вот мы тронулись в путь по мертвому болоту: шут впереди со слегой, я за ним след в след, мимо зловещих черных окон, что то и дело вздыбливались пузырями, от “вишенки” к “вишенке”, от островка к островку, пока, наконец, не добрались до опушки елового леса.
На этом, прямо скажем, вязком маршруте, я лишилась своих многострадальных босоножек, а шут - башмаков. Видимо, болото оставило себе нашу обувь в виде откупного. К тому же, у меня снова разболелась вывихнутая нога, а лечебных ручьев поблизости не наблюдалось. Хотя, надо признать, что мы еще легко отделались.
Заметив, что я начала прихрамывать, Роланд вначале отдал мне свою палку, потом подставил плечо, а, под конец благородно взял на руки. Следуя этой приятной для меня логике, шут скоро должен был предложить мне руку и сердце.
Но самое главное, он больше не шутил по поводу моего веса и, вообще, был непривычно задумчив. Может быть тому способствовали окружающие нас “декорации” - мрачный хвойный лес. Он простер над нами свои густые еловые лапы, словно пряча от жаркого преследующего нас солнца. Роли статистов, судя по всему, играли любопытные белки. Они то выглядывали из-за стволов, липких от смолы, то летели рыжими волнами по толстым веткам - цепкие, рыженькие, хорошенькие. Ну, а кто мы с моим шутом: зрители или главные действующие лица этого лесного действа, я, честно говоря, еще не успела понять. Хотя, скорее всего, примой здесь была длинноногая величавая лосиха, что неспешно пересекла наш путь и, окинув презрительным взглядом, с хрустом ушла в непролазное переплетение ветвей. Видимо, в поисках своего рогатого суженного.
Как я поняла, Роланд выбирал маршрут по какому-то своему внутреннему навигатору, так как никаких тропинок в лесу не наблюдалось. Толстый светло-коричневый ковер из опавшей хвои, глушил его неспешный, осторожный шаг. Все-таки он шел по лесу босиком. Путь то и дело перегораживали поваленные ветром и возрастом елки, чьи сухие стволы напоминали заградительные рогатки.
-Интересно, где мы? - поинтересовалось я , наконец, когда молчание шута стало уж совсем неприличным, если не сказать тревожным.
-Сам пытаюсь понять, - отрывисто бросил он и, спустя пару шагов, добавил:- Суда по болоту, где-то на границе между владениями сэра Ромуальда и Ведьминым полем...
-Ведьминым полем?
-Да, это ничейная земля…
-А почему ее называют Ведьминым полем?
-Потому что... Нехорошее там место… Нежилое.
И снова замолчал.
-Если тебе тяжело, то поставь меня на землю, я вполне могу идти сама.
Но шут только отрицательно мотнул головой.
Так он нес меня еще некоторое время, пока впереди вдруг не послышался шум воды.
Роланд заметно приободрился.
-Какая-нибудь речушка или даже ручей пришлись сейчас кстати, - сказал он. - Постирать одежду и смыть с себя болотную грязь - мое первейшее желание…
Я, как говорится, полностью, разделяла его мнение. Мое измученное тело ныло, чесалось и молило лишь об одном: помой меня, Алиночка.
Грохот воды стал ближе, слышнее. Она не текла, а явно падала с высоты, словно кто-то включил вдруг в лесной глуши шум дождя и все время прибавлял звук. Наконец, елки расступились, и нашему взору предстал водопад, вытекающий из узкой, поросшей мхом пещеры и ниспадающий в небольшое озерцо.