-Нам, кажется, начинает везти, - улыбнулся Роланд. - Пора смыть с себя болотную грязь.
С этими словами, он усадил меня на нагретый солнцем камень у воды, -похоже это начинало входить у шута в привычку,- прислонил рядом лютню, снял сумку, расстегнул пояс с кинжалом, и, нимало, подлец, не стесняясь, стянул с себя испачканную болотной жижой одежду.
Я не успела ни возмутиться, ни восхититься его средневековой простотой, как он уже в костюме Адама ступил в сверкающую на солнце воду. Мне оставалось лишь лицезреть шута со спины. Впервые я видела его без одежды. Худенький, если не сказать сухощавый, он был хорошо сложен. И я… Я просто залюбовалось его фигурой, его кожей, гривой курчавых волос... Вот вода “съела” его по щиколотку, по колени, вот коснулась его упругих словно дразнящих меня ягодиц , сразу скрыв то, на что то и дело соскальзывал мой взгляд…
О, моя испорченная, греховная натура!
Я невольно сравнила неспешно покачивающийся меж мускулистых бедер и видимый мне со спины кончик шутовского достоинство с тем потрясшим меня монстром сэра Ромуальда. И хотя мой шут здесь явно проигрывал, я каким-то седьмым инстинктивным чувством поняла, что его размер самый что ни на есть подходящий… Для меня...
Когда вода дошла ему до пояса, он поплыл. С шумом, фырком, брызгами, явно наслаждаясь самим процессом. Несколько сильных взмахов рук и вот он уже у водопада. Встав под его тяжелые струи, - здесь вода едва доставала ему до груди, - он, наконец, обернулся и поманил меня.
“Глупо уже стесняться”, - подумала я и, выступив из платья, неспешно, покачивая бедрами, направилась к воде. По ходу быстро окинула себя придирчивым взглядом: рыжеватое лоно - на нем уже успела вырасти небольшая щетинка, плоский живот, грудь, которой пока не нужен лифчик, набухшие, точно взведенные соски, и нежное, ослепительно белое тело. Особенно белое и особенно ослепительное в лучах полуденного солнца…
Прежде чем войти в воду, я осторожно тронула ее ногой. У берега она была теплой, как парное молоко. Избитое сравнение, но зато самое точное…
И вот я медленно вошла в нее, наслаждаясь ее живительной прохладой, погружаясь в нее, раздвигая ее своим телом..
А шут неотрывно смотрел на меня, предусмотрительно укрытый сверкающими на солнце струями, что били в его крепкие плечи и макушку, распрямляя на время его кудрявые волосы.
Я шла к нему , позабыв о своей больной ноге , не стесняясь своей наготы , не боясь показаться развратной, некрасивой, потому что…
Потому что в этот момент я была для него самой прекрасной женщиной в мире и это ясно читалось в его черных глазах. И чем ближе я подходила, тем ярче разгорался в них огонь всепоглощающей страсти. О, мой страстный, мой загадочный шут!
Когда я приблизилась к нему почти вплотную, он прошептал:
-Я никогда еще не видел женщины такой красивой, как ты…
И его сильные руки обняли меня и мокрые от воды губы коснулись моих…
Тут я вдруг представила себя на обложке какой нибудь романтической-фэнтезийной книги. Вот что значит проклятая писательская натура! Вся такая молочно-белая на руках загорелого красавца в клетчатой шотландской юбочке и длинным мечом на боку. Правда, Роланду для такой обложки не мешало бы немного подкачать плечи и руки...
Эти руки, пока я думала над воображаемой обложкой, тем временем нежно скользнули по моей спине вниз, сжали мои ягодицы...
Мир закружился и поплыл, как стеклянный шарик на речных волнах. И я плыла и кружилась вместе с ним и внутри его, словно пойманная в ловушку бабочка. Но я сама хотела этого. Изнемогая от желания поскорее ощутить Роланда в себе, я закинула свои ноги ему на поясницу и, крепче обняв за шею, чуть подалась назад… Мое бритое лоно прижалось к его жестким волосам на лобке, в то время как мое естество наполнилось его неожиданно горячей плотью...
В голове сразу же пронеслось:
“Его нефритовый стержень вошел в ее сочащуюся соком пещеру… Удав нашел свою мохнатую норк…”
У-уу, я не думала, что у него такой большой и нежный.... Он наполнил меня изнутри, горячий, пульсирующий, и одновременно упругий...
Мы совпали, как ножны и выкованный под них меч… Да, меч… Это надо за..пом..