В своих поездках я познакомился и подружился с Игорем Чкаловым, сыном легендарного советского лётчика Валерия Чкалова. Он много рассказывал мне о «тайнах Кремля», о механизмах находящихся под Мавзолеем, которые давали возможность членам ЦК выдерживать долгое стояние на трибуне. Игорь очень гордился тем, что «сумел» родить ребёнка с молодой женой в своём почтенном возрасте. Он познакомил меня с известными военачальниками и маршалами СССР, с которыми мы вместе отмечали годовщины авиации в Москве. Я был единственным израильтянином на этих «пьянках».
Крепко выпив, Игорь сетовал на то, что его не очень жаловали за «длинный язык», и поэтому он не получил генерала. Он доказывал мне, что его отца, Валерия Чкалова, убил Сталин из-за соображений конкуренции. Часто, в первые годы после распада СССР, он звонил мне в Тель-Авив и просил привести пару пачек разовых пелёнок для ребёнка. Это было его самым важным желанием в те годы, которое я с удовольствием всегда выполнял, несмотря на косые взгляды моих коллег и таможенников. Игорь всегда оставался для меня верным другом и хорошим человеком.
В Ташкенте я, во главе нашей делегации, поехал осматривать Авиационный завод имени Чкалова, который возглавлял мой старый приятель Кучеров.
Ислам Каримов, Президент Узбекистана, сам по профессии авиационный инженер, попросил нас посмотреть, что можно сделать с этим заводом, чтобы «вдохнуть в него жизнь». Дело было в воскресенье, в нерабочий день. Кучеров очень хотел показать «товар лицом», хотя на самом деле, показывать было нечего. Завод — в очень плохом состоянии и уже давно не функционировал. Несмотря на воскресенье, Кучеров пригнал всех оставшихся работников и на нескольких незаконченных самолётах Ил-76, стоящих в ангаре, стал убирать и выбрасывать шасси (колёса самолёта). Поскольку ангар был огромным, и эхо повторялось многократно, создавался необычайный грохот, сопровождаемый непрерывными «бумами». Из-за этого шума находиться там было невозможно. Когда наш кортеж подъехал к ангару, около него стояло, выстроившись в ряд, всё начальство во главе с Кучеровым. Увидев меня, он смутился,
Первым делом, я ему сказал: «Володя, ты что, с ума сошёл, вызвать людей в воскресенье и устроить такой шум?» На что он мне ответил: «Лёня! Я же не знал, что это будешь ты! Мне сказали, что приедет какой-то очень влиятельный специалист по авиации. Я решил, что, как обычно, пришлют каких-нибудь неграмотных политиков, а тут появляешься ты!»
Он немедленно прекратил этот шум. Мы поднялись к нему в кабинет.
Я представил ему делегацию, членов Кнессета и их помощников. Потом обсудили состояние завода, и вечером представил правительственным лидерам мои предложения.
В Бухаре я купил себе старинную саблю, но побоялся, что не пройду через таможню. Наш посол, находившийся со мной, успокоил меня и «взял на себя таможню» — «таможня дала добро». Потом он торжественно вручил мне оружие уже в самолёте.
В Москве нас обычно размещали в гостинице «Президент». Последний раз я получил апартаменты из пяти комнат с двумя ванными, зачем — не знаю. Переговоры в Кремле традиционно обставлялись очень шикарно и по-деловому.
Наши израильские делегации всегда представлены, как подобает, и на должном профессиональном уровне. Иногда мы вели переговоры одновременно в «разных форматах», в разных местах и на разные темы. От согласования одной специфической темы иногда зависело общее правительственное соглашение — тогда мобильная связь между переговорными группами поддерживалась непрерывно.
Я появлялся в странах СНГ и в России в двух должностях. Если в качестве члена Государственной делегации, то это было громко — с появлением телевидения, журналистов и кортежей. Если это было по прямой моей работе, по авиационному бизнесу, — тихо, незаметно и строго по делу. Со временем оказалось, что с точки зрения официальных пограничных властей, — это были звенья одной цепи — единая база данных.
Однажды я возвращался в Израиль из Москвы. Один из моих друзей сделал приятный сюрприз и подарил красивые оленьи рога. Самолёт вылетал около двух часов ночи. В аэропорту было пусто. Таможенник, увидев мой подарок, остановил словами: «Охота запрещена. Вы нарушаете таможенные правила!» Объяснения, что я не охочусь, а это подарок, не действовали. Начался скандал. Вызвали дежурного офицера, который начал оформлять на меня таможенное дело. Потом, сказав, что на всякий случай проверит по компьютеру, исчез. Через пять минут, появившись опять, вытянулся по стойке «смирно» и сказал: «Извините! Вам можно, проходите, пожалуйста». Что он вычитал про меня в компьютере, я не знаю, но результаты проверки были замечательные, и подарок этот до сих пор украшает стены нашего дома.
Как-то раз я прилетел в Шереметьево из Израиля. В моём старом паспорте закончились свободные страницы. Я обычно менял паспорт каждый год из-за обилия виз, но действующую визу сохранял в старом документе. То есть, приезжал с двумя заграничными паспортами. Один — действующий, а второй, с обрезанными углами, — не действующий, но в котором была въездная виза в Россию. Это — принятое международное правило. Однако, на моё несчастье, Россия и США поссорились, и Россия отменила это правило. Теперь, по новым инструкциям надо было оформлять новую визу в новом паспорте. Я этого не знал. При въезде в Шереметьево меня арестовали за попытку незаконного перехода границы, посадили в «кутузку» и должны были выслать через сутки.
Вся эта история очень неприятна, и могла здорово подпортить мою безупречную репутацию в России.
Кроме того, меня в Москве ждали люди — и надо было как-то выбираться. Ситуация практически безнадёжная. Что можно сделать, сидя взаперти, вместе с нелегальными перебежчиками из Ирана, Африки и Пакистана!? Была уже глубокая ночь. Мои товарищи по несчастью, незаконные мигранты, уже спали, храпя на всю камеру. Я заметил, что дверь дежурной комнаты таможни приоткрыта, и там сидели две девушки-телефонистки в таможенной форме. Я подошёл к приоткрытой двери и начал свой джентльменский диалог. Поначалу они говорить не хотели и захлопнули дверь. Я не сдавался и в конечном итоге мы нашли общий язык. В разговоре девушки мне сообщили что, в зале зоны беспошлинной торговли, находится комната дежурного представителя МИД. Но консул не принимает «простых» граждан и находится там для особых случаев. Существует только одна возможность туда попасть. По закону задержанному обязаны были дать завтрак.
Есть теоретическая возможность, что начальник паспортного контроля может выдать мне пропуск в нейтральную зону, чтобы я мог перекусить там за свой счет. Эта же девушка и вызвала мне дежурного офицера, а когда он не согласился, то начальника.
Начальник оказался симпатичный мужчиной в чине подполковника. Он отобрал у меня паспорт и дал пропуск. Я бросился искать консула. Двери консульства были закрыты, и никто не отвечал. Я разговорился с буфетчицей из кафе напротив. Она сказала, что консул спит и встаёт ровно в восемь часов. Я стоял под дверьми консула до восьми утра, и когда он вышел в туалет умыться, мне удалось завязать с ним разговор. После использования всех моих аргументов, включая перечисления моих заслуг перед родиной, консул согласился сделать мне новую разовую визу. Для этого ему нужен был мой паспорт, который находился у подполковника. Консул сразу заявил, что ему запрещена любая связь
Мы побежали к консулу. Она бежала впереди, на бегу открывая своим магнитным пропуском бесконечные двери. Когда мы добежали до двери кабинета, он уже поворачивал ключ в замке, чтобы уходить, но открыл его для нас. Мне удалось закончить эту операцию вовремя.
Подполковник задержался, чтобы сказать мне комплимент: «Теперь я понимаю, как вы, евреи, выиграли Шестидневную войну. Только израильтянин, сидя в «кутузке» и не выходя за пределы аэропорта, мог организовать себе новую визу, заставив всю нашу неповоротливую систему работать на него. Можешь гордиться — это первый случай на моей памяти.
Гражданственность была всегда важнейшей стороной моей жизни. Меня часто приглашали на радио и телевидение. Приходилось выступать и по израильскому, и по российскому ТВ: 9 канал, 1 канал, RTVI, NTV... Володя Бейдер сделал со мной передачу «Персона», Саша Ступников — две серьёзные передачи, профессиональную и личную. Я говорил то, что думаю, и это, иногда, приводило к неожиданным эффектам. Меня пытались учить, что, мол, не всё, что думаешь, можно говорить. И вообще, есть вещи, о которых лучше не упоминать, Я с этим категорически не согласен, считая, что обо всём можно и нужно говорить, исключая, конечно, секреты, связанные с безопасностью государства. «Шептания на ухо» наносят вред израильскому обществу, превращая нас всех в местечковых евреев, пугающихся собственной тени. Нам это не подходит, и не это было целью создания государства Израиль. Целью было возродить гордое племя евреев, которое превыше всего ставит равенство и права человека, которому нечего скрывать друг от друга, от себя и от всего мира. Нам нечего и некого бояться в этом мире и, тем более, в собственной стране!