Их было трое — главный инженер, директор и ещё кто-то.
По мере того, как я говорил, лица их почему-то серели. По окончании моего доклада директор сказал, что такого профессионала в судостроении, как я, они ещё не встречали. Я тут же заметил, что, несмотря на директорские комплименты относительно моего профессионализма, не требую особой зарплаты и готов довольствоваться минимумом. Они ещё больше посерели, а потом директор сказал, что они меня, к сожалению, взять не смогут по причине слишком высокой квалификации. (Overqualified). Я потерял дар речи. В жизни мне приходилось видеть и слышать много, но такой глупости даже в СССР ещё никто не придумал.
По дороге я заехал в Ашдодский порт, где попросился работать грузчиком. Надо же было как-то зарабатывать на хлеб. Там мне тоже отказали по причине, что инженера, члена профсоюза инженеров, не имеют права использовать не по специальности. То есть, опять отказали по причине слишком высокой квалификации. Я «взорвался». Приехав домой, написал письмо единственному человеку, чей адрес не надо было выяснять — Президенту. Я написал его по-русски, чтобы избежать так любимых здесь, в Израиле, еврейских толкований. Сначала изложил историю с Хайфскими верфями и Ашдодским портом, а потом закончил так: «Если такой человек, как я, Леонид Токарский, 32-х лет, с прекрасным образованием и здоровьем, готовый жить в любом месте Израиля, не находит себе места, то ваше государство построено не так, как надо! Если я, Леонид Токарский, не могу устроиться на работу по причине слишком высокой для Израиля квалификации, и ваши идиоты заявляют мне это в глаза, то кому вы все тут нужны? Кому нужен ваш Израиль? Кому нужны вы, господин Президент? Может быть, мы с ребятами соберёмся и создадим своё еврейское государство, если Вы не сумели это сделать так, как надо?!»
Я тут же отправил письмо. Настроение было препротивным. Денег нет. Кушать нечего. Зайдя в банк проверить свой счёт, я встал в очередь. Стояло человек шесть. Впереди меня была молодая женщина на последних месяцах беременности. Перед ней находились ещё какие-то женщины. Я стоял и думал о том, что же мне дальше делать. Насколько мне известно, в Израиле было лишь одно место, где можно найти работу по специальности. Туда меня брать не хотели. Неожиданно я почувствовал удар в спину. Какой-то молодой парень, распихивая всех, лез вперёд к кассе. Беременную женщину он двинул в живот, и она вскрикнула. Я схватил его за ворот, потянул на себя и спросил, что ему надо. Он начал кричать «Марокко — нож, нож — Марокко» и ещё чего-то, чего я не понял. Женщины стали шарахаться в испуге. Я опять развернул его к себе, ещё раз спросив, что ему, собственно, надо. Он стал делать движения и жесты, которые, по его мнению, должны были меня напутать. Я довольно грубо выкинул его из очереди. Он бросился ко мне, размахивая руками и пытаясь ударить. Я уклонился, подставив вместо правый кулак. Парень напоролся на него с такой силой, что упал, потеряв сознание и прикусив язык. Он лежал секунды четыре. Потом встали, пошатываясь, молча пошёл к выходу. Стоявшие вокруг неожиданно стали хлопать в ладоши. Я шутовски раскланялся. Ко мне подошла пожилая женщина и растроганно на ломанном русском языке сказала: «Вот вас, русских, мы и ждали здесь в Израиле». Женщина была похожа на мою маму. Мы разговорились, я рассказал ей, что безуспешно ищу работу. Женщина дала мне свой телефон и попросила позвонить на следующей неделе. Когда я позвонил ей через неделю, она дала мне номер телефона в администрации Концерна Авиационной Промышленности и сказала, что там сейчас ищут хороших инженеров. Я позвонил по указанному номеру, мне назначили встречу. Принял человек среднего возраста в очках. Я объяснил, что умею делать, и показал свои дипломы. Он спросил: «Вы шпангоуты на прочность рассчитывать умеете?» Мой ответ: «Вообще-то я — механик, это другая специальность, но шпангоуты на прочность рассчитать могу. У меня приличное общетехническое образование». — «Вы, в самом деле, умеете рассчитывать шпангоуты?» — «Да, умею».