— Будешь? — дружелюбно предложила я Марку открытый пакетик хлопьев в виде воздушных шоколадных шариков. — Это вкусно.
Марк промолчал, издав ни то вздох, ни то смешок, но выглядел при этом по-прежнему безразлично. Меня это почему-то сильно напрягало, ведь обычно ему только дай волю надо мной понасмехаться. А тут молчит. Принципиально ведь молчит, говнюк. Моську злую давит, и не смотрит на меня. Совсем не смотрит… голову показательно отворачивает.
— Катя! Мне помощь твоя нужна! — с выпученными глазами в дом вбежала Аленушка. — Пойдем, поговорим…
Увидев меня, облегченно вздохнула. По-видимому, надумала себе уже всякого. Вообще странно, что умудрилась оставить их вдвоем. Они обе обычно стерегут Маркушу, как последний в мире золотой слиток.
— Ладно уж, пошли, — сокрушенно согласилась Катька. — Все равно момент испорчен.
Меня-то они не боятся с ним оставлять. Я же у нас страшненькая.
Она оделась, и они обе вышли. На кухне воцарилось долгое молчание, разбавляемое лишь бесперебойным тиканьем часов и веселыми криками за огромным светлым окном, впускающим солнечные лучи.
В какой-то момент, с шумным выдохом отложив хлопья, я все же решилась узнать:
— Ты на меня злишься?
Глава 19
Хюррем-султан
— Злюсь? — удивленно приподняв брови, Марк окидывает меня пустым взглядом, но уголки его губ насмешливо приподнимаются. — А у меня есть причины?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Ты мне скажи.
— Ты задала вопрос, — резко.
— Это из-за Димы или из-за того, что я говорила о тебе.
— Не злюсь, — он с глухим выдохом отходит от меня, и выглядит при этом отчужденным. — И я удалил то видео. Можешь больше не нервничать.
— Марк… — должна ликовать, но внутри все переворачивается от других эмоций, скручивающих нутро в тугой узел. Дышу с трудом.
— Синичкина, — натянуто улыбается. — Осади. Просто мне надоело.
— Что?
— Наша война. Мне стало не интересно.
Молча принимаю данную информацию, пытаясь отыскать внутри хотя бы крошечную искорку радости. Но мимо. Я чувствую нарастающую обиду. Колючую. Жгучую. Едкую.
Не могу спокойно наблюдать, как он уходит из кухни, даже не задев меня колким комментарием, как делал всегда.
— Так ты теперь с Васнецовой?
— Тебя это волнует? — насмехается, оглянувшись.
— Нисколечко…
— Ммм…
Мотаю головой и прикусываю язык, лишь бы не взболтнуть лишнего. И силюсь не закричать на него.
Оставшись одна, скучающе догрызаю шоколадные шарики, безлико бродя по кухне. Народ уже во всю веселится, катаясь на лыжах, а мое настроение ниже плинтуса. За окном Аленушка с Катькой крутятся, о чем-то секретничают. Не удержавшись, чуть приоткрываю небольшую щель, впуская морозный воздух, покрываясь при этом жгучими ледяными мурахами.
— Мы же договорились, когда вдвоем, Маркушу не трогаем, иначе… рассоримся с тобой, — жалобно пищит сестрица. — Ты договор нарушаешь, Катюш.
Так вот оно что, — хмыкаю я.
— У тебя был шанс на праздниках, а у меня — сейчас. Тебя здесь вообще не должно быть.
— Я тебе уже рассказывала, тогда нереально было, — пискляво оправдывается Аленушка.
— Сама виновата. Значит, ты ему не нужна. Просто, смирись с поражением, подружка, — убеждает Катька. — На этот раз он был у меня на крючке… но твоя сестра все испортила. Интересно, зачем? Ты ее подговорила? А еще мне претензии кидаешь, святыня.
— Да ты что?! Мы с сестрой врагини. И я тебе говорила, она не так проста… у них точно что-то было в ту ночь. Зуб даю! Возможно, она навертела что-то в машине папы. Иначе, с чего мы так внезапно сломалась?
Глаза насмешливо закатываю. Вот фантазерка.
— Не верится, — отмахивается Катька. — Зачем же она тогда стихи Димке строчила?
— На два фронта играет, — делает разумный вывод милая Аленушка. — У нее собственный план. Эта лиса похитрее нас с тобой будет. По головам пойдет, вот увидишь. Нам лучше не оставлять их вдвоем.
Сморщившись. закрываю окно. Чувствую себя Хюррем-султан в эпицентре дворцового переворота. Но на этом не все.
Неспешно одеваюсь, под грозным наблюдением сестрицы. На улицу выхожу, пересилив себя. Яркие солнечные лучи как насмешка. Ветер задувает в широкий ворот пуховика, нос краснеет и жжет от холода. И как я могла забыть дома свой теплый шарф?
В заледенелой беседке чуть поодаль от коттеджа Кудрявцев стоит, вредными парами организм насыщая. Явно нервничает, ходит из стороны в сторону, сжимая в руке зажигалку, периодически останавливаясь, чиркая огонек, с обреченной грустью глядит на яркое пламя.