— Да, Матвей Игнатович…
Он продолжает идти вокруг овального стола за спинками кресел. Я исподтишка на него поглядываю: властный, жесткий, холодный. Вот сейчас ни за что бы не поверила, что нам нравятся одни и те же книги.
— Путеводитель по Минску? Серьезно, дамы? У вас тут ощущается острая нехватка путеводителей? Это что, яркая свежая идея? Здесь вообще что-то поменялось со времен Сталина?..
От обиды стискиваю зубы. Это была моя идея. И да, в Минске много чего поменялось со времен Сталина! Но нарваться сейчас на грубость ох как не хочется…
— Новые переводы «Евгения Онегина», — вдохновенно продолжает босс, — пятитомник белорусской мифологии…
— Трехтомник, — шепотом поправляет его менеджер по продажам, — и втягивает голову, когда босс останавливается.
— …все это прекрасные убыточные идеи. — Он продолжает обход. — Наше издательство с удовольствием займется этими проектами за ваш счет. Но сам я хочу вкладываться только в яркий, массовый про…
— Вообще-то!.. — не выдерживаю я и привстаю с кресла.
Себя я могу дать в обиду, но моих друзей — никогда! Все сотрудницы издательства — профессионалы, они выпустили много интересных книг, пусть и не столь коммерчески-успешных, как хотелось бы боссу.
— А вы, Вер-роника, — обрывает меня босс, направляясь ко мне, — не имеете права голоса.
— Это почему?.. — сбиваюсь я.
Проход между спинкой моего кресла и стеклянной стеной такой узкий, что стать за моей спиной — это почти ко мне прижаться. Поэтому босс останавливается рядом, хотя все равно слишком близко, на расстоянии локтя.
Я поднимаю подбородок, но опускаю глаза. Осознаю, что пялюсь на пряжку его ремня и перевожу взгляд повыше, на одну из средних пуговиц рубашки. Босс скрещивает руки на груди, и теперь я смотрю на них. Крепкие загорелые руки Мэтта, стягивающие с моих плеч лямки красного сарафана…
Да что такое! Поднимаю взгляд — и теперь мы смотрим друг другу в глаза. От смущения невольно облизываю губы. Теперь он смотрит на них. Потом снова мне в глаза.
По кабинету пробегается шепоток, и босс резко оглядывается — голоса тут же смолкают.
— От вас, Вероника, не только не поступило ни одного предложения, но вы еще и умудрились пропустить единственную интересную идею, которая попала вам в руки… Все, — завершает он громче, оглядываясь. — Планерка окончена.
Он все же протискивается между мной и стеной и идет за свой стол, что-то печатает в телефоне. Подхожу к своему рабочему месту и тотчас же слышу жужжание в сумке. Телефон Мэтта. С замиранием сердца открываю телеграм, а там:
«Отличная сцена. Я ее почувствовал»
Кровь тотчас же приливает к щекам. Уверена, его «почувствовал» означает совсем не то, что уже нафантазировала во мне писательница, но все равно это чертовски волнительно. Ловлю себя на том, что по-дурацки улыбаюсь. Полное ощущение, что веду любовную переписку.
С этими эмоциями будет нелегко расстаться. Но игра вышла из-под контроля. Она может стоить мне работы.
Отключаю телефон Мэтта. Пододвигаю к себе стопку бумажных писем и документов и не поднимаю головы до самого вечера.
Глава 7
В свое любимое кафе иду понурой. Я словно отказываюсь от мечты. Фантазии, флирт со своим персонажем в мессенджере — это все волнительно и прекрасно, но надо быть реалисткой. Есть какая-то ирония в том, что реалисткой надо быть писательнице…
Захожу в кафе.
Впервые я забрела в него еще до того, как устроилась на работу в издательство. Проходила мимо, взглянула на витрину — и пропала. За стеклом панорамного окна на деревянном стуле с мягкой зеленой подушкой сидела девушка. Она пила кофе из большой кружки и читала книгу. День был такой же солнечный, как сейчас, свет отражался от стекла, и я видела девушку нечетко, словно она была видением.
Меня прервал телефонный звонок, и когда я вошла в кафе, девушки уже не было, — точно видение. Я села на ее место.
С тех пор я часто бываю в этом кафе. Пью кофе и пишу за ноутом или читаю книги из кофейной библиотеки. Моя мечта — когда-нибудь принести сюда свою книгу, бумажную.
Но сейчас я не беру ни кофе, ни книгу. Просто сажусь на деревянный стул за столиком у окна, прокручивая в голове одни и те же печальные мысли. Мне грустно так, что, кажется, скоро за окном пойдет дождь, как в кино во время мелодраматических сцен.