Выхожу в коридор и останавливаюсь перед прикрытой дверью ванной.
Там меня ждет вовсе не Мэтт, который давно поселился в моей голове. А босс — чужой мужчина, мы знакомы всего неделю. Что он подумает обо мне? Что подумает мама?.. О нет, маму из этих размышлений вычеркиваю.
Вхожу в ванную. Свет погашен, горит чайная свеча. Влажно — зеркало уже подернулось тонкой дымкой. От моего движения на стене и потолке шевелятся таинственные тени.
Как же волнительно! Кончики пальцев ледяные.
Выключаю воду, и воцаряется тишина, только слышно, как, шурша, лопается пена. Ее шапка все еще колышется.
Босс стоит позади меня. Мне не хватает силы воли, чтобы оглянуться.
— «Мы стоим в твоей ванной, — слышу я голос босса, и по интонации понимаю, что он читает мой отрывок. — Выключен свет, возле зеркала горит пара свечей, их дрожащий отблеск отражается от стен и потолка. Тепло и влажно, ванна только что наполнилась, вода еще колышется, и вместе с ней колышется облако пены». По-моему мы идеально воссоздали твою сцену, что скажешь?
Скажу, что я сейчас сознание потеряю от волнения.
Оборачиваюсь.
— Да идеально.
Босс бросает на меня короткий внимательный взгляд и снова смотрит на экран телефона.
— «Мы стоим лицом друг к другу. Я стягиваю с тебя черную футболку, ты с меня — бежевую майку. Затем помогаем друг другу избавиться от джинсов… Я предвкушаю, жажду, я хочу тебя так сильно, что замечаю, как у меня дрожат пальцы, когда я очень медленно стягиваю со своего плеча бретельку лифчика. Глядя мне в глаза, ты повторяешь это действие со второй бретелькой»… Ну что, попробуем?
Он откладывает телефон на стопку полотенец. Ко мне не приближается, ждет. Я сама должна решиться, сама сделать первый шаг.
И я его делаю.
Подхожу к боссу, смотрю на свои руки, которые осторожно берутся за край его черной тенниски.
— Вероника, нужно расстегнуть пуговицу, иначе не снимешь, — вполголоса с едва ощутимой улыбкой говорит он.
Точно, пуговица. Я отпускаю тенниску и принимаюсь за пуговицу. Пальцы не слушаются. Не получается. Тогда он сам ее расстегивает. Прикосновение наших рук обжигает.
Я повторяю попытку: тяну его тенниску вверх и в этот раз получается, только рукав чуть застревает на том месте, где бинт. Забинтованная рана, тонкая золотая цепочка с крестиком на шее — это так сексуально…
Цепляясь взглядом за ямочку у основания его шеи, я медленно стягиваю бретельку с плеча. Только бретельку, а ощущение, будто уже стою перед ним обнаженной.
Он подходит ко мне еще ближе, почти вплотную. Теперь его черед. Я прикрываю глаза. Не вижу его, но чувствую головокружительный запах и невольно делаю глубоких вдох.
Его пальцы проскальзывают под мою бретельку, он ведет по ней выше, ниже, будто играется, но не опускает, как было в моем отрывке.
— Так не пойдет, — говорит босс, и я с удивлением распахиваю глаза. — Я вижу эту сцену иначе. Сделаешь, как скажу?
Он не ждет ответа, за плечи поворачивает меня к зеркалу. Полотенцем смахивает с него влагу, и, словно в ночном озере на зыбкой и нечеткой воде, я вижу свое отражение. На мгновение замираю от этого зрелища: взволнованная, с легким румянцем и блеском в глазах. Мои губы приоткрыты, подбородок приподнят. Я чувствовала себя иначе — более робкой, стыдливой.
— Это все еще сцена из книги, помнишь? Я Мэтт. А ты — героиня твоей истории. Рядом с ним она бы стала отводить взгляд?
— Нет…
— Конечно, нет.
Он закидывает мою руку себе за шею. Нежно проводит по ней подушечками пальцев — от этого по коже разбегаются мурашки, волна за волной, снова и снова.
Мне страшно. Но сильнее страха желание узнать, как мое тело отреагирует на его откровенные ласки, если даже едва ощутимые прикосновения вызывают такие сильные эмоции. Где предел удовольствия? Есть ли он?
— Не надо себя стесняться, — шепотом на ухо говорит Мэтт. Его дыхание на моей коже распаляет еще больше. — Не надо стесняться того, что происходит. Это естественно и очень красиво. Смотри на себя. Смотри, какая ты красивая.
Он стоит за спиной, глядя в глаза моему отражению. Аккуратным движением убирает волосы с моего плеча, и мое дыхание перехватывает — насколько это чувственно. Ощущение такие сильные, что глаза прикрываются сами собой.
— Это похоже на то, что чувствовала твоя героиня?
— Это… совсем другое.
— Опиши.
— Я вся словно одна эрогенная зона… Любое, даже невесомое, прикосновение, отзывается во всем теле. — Как же сложно концентрироваться, когда испытываешь такие сильные ощущения! Необходимость их описывать возбуждает еще больше. — Маечка тонкая, но сейчас кажется, будто ее ткань на груди, как наждачная бумага. Это так приятно, что почти больно.