— Больно не будет, — говорит Мэтт мне на ухо шепотом, обжигающим нервы. — Только приятно. — И опускает мою руку с его шеи.
Я чувствую, как с плеча соскальзывает вторая бретелька. Как медленно опускается майка, обнажая сантиметр за сантиметром грудь, живот.
— Смотри на себя, — приглушенным голосом настаивает Мэтт.
Открываю глаза. Я стою перед зеркалом, обнаженная по пояс. В свете свечи я выгляжу совсем юной и очень женственной — куда более женственной, чем в одежде. Тонкая талия, плавный изгиб бедер, аккуратная грудь с розовыми сосками, от возбуждения сжатыми, словно камешки. За мной обнаженный по пояс стоит Мэтт. Его загорелая кожа темнее моей, но все равно мы здорово смотримся с ним вместе.
То, что я вижу, сплетается в один клубок с тем, что я чувствую. Мы идеально подходим друг другу. Мы идеально ощущаем друг друга. Его страсть и жажда близости обжигают меня.
Мэтт кладет горячие ладони на мою талию, скользит ими выше, разгоняя по коже волны мурашек, сжимает грудь. Колени подкашиваются, из меня вырывается стон.
— Смотри на себя, — настойчивее повторяет Мэтт и целует мою шею. Я откидываю голову ему на плечо, раскрываюсь перед ним, полностью ему доверяю. Его руки ласкают мою грудь так чувственно, что я ускользаю…
Сквозь вату ощущений где-то на уголке сознания слышу, как хлопает дверь.
Мэтт расстегивает мне пуговицу на джинсах.
…хлопает дверь?
— Мама вернулась, — хрипловатым голосом говорю я, но остановить Мэтта даже в голову не приходит.
Он замирает. Выпрямляется, но по-прежнему меня обнимает.
— Мама?
Я очень медленно возвращаюсь в реальность. Еще толком не понимаю, что происходит, просто очень не достает его ладоней на моей груди. Почему нет продолжения?
— Ты живешь с мамой?! Я думал, с подругой! — едва ли не рычит он шепотом, поспешно натягивая на себя майку.
В этот момент и до меня доходит, в какой мы оказались ситуации.
Мамочки!..
Я закрываю дверь, беззвучно задвигаю щеколду. Если мама пойдет сюда, просто скажу, что принимаю ванну. Да, без света, теперь люблю это делать при свечах.
Натягиваю майку. Мэтт за шлевки шорт резко притягивает меня к себе и застегивает на них пуговицу. Обнимает меня и очень тихо говорит на ухо:
— Как подростки! — Я слышу улыбку в его голосе. — Выручишь меня? Я еще не готов знакомиться с твоей мамой.
Я киваю — трусь о его щеку своей.
Припадаю ухом к щели в двери и вслушиваюсь в каждый звук. Слух обострился настолько, что, кажется, капля с крана упала в пену слишком громко.
Мама скидывает в коридоре туфли, неуклюже, со стуком. Коктейля три выпила, не меньше. Потом, напевая себе под нос что-то фривольное, идет в сторону спальни. Открывается и закрывается дверь. Теперь ее пение почти не слышно.
— Давай! — командую я шепотом и открываю дверь ванной.
Мэтт большим котом проскальзывает в коридор, прихватывает кроссовки и исчезает за входной дверью, будто его здесь и не было.
А был ли?..
Мое неудовлетворенное тело и растерзанная душа уверяют, что был.
Оглядываюсь. Затухающая свеча, пена в ванной, бинт, ножницы — следы моего преступления. Наскоро все убираю и сбегаю в детскую.
Переодеваюсь, запрыгиваю на кровать, а в голове так ясно, словно я только что проснулась после долгой ночи. Ворочаюсь с боку на бок. Золотая цепочка на шее… Полосы света фар на потолке… Пальцы Мэтта под бретелькой. Мамин голос в спальне — с кем-то разговаривает по телефону. Мое обнаженное отражение в зеркале. Наше отражение. Руки Мэтта на моей талии медленно двигаются вверх… Провожу подушечками пальцев по груди. Это совсем не то, но…
Стягиваю с себя пижаму, снова ложусь в кровать и натягиваю одеяло до подбородка.
Я представляю, что мои руки — это его руки, и позволяю им делать то, что не успел сделать Мэтт. Я извожу себя ласками до тех пор, пока меня не отпускает.
И только когда все заканчивается, когда сон начинает утаскивать меня в космическую глубину, где-то в уголке сознания мелькает мысль, что, испытывая все это, я совсем, совсем не думала о книге. Может, даже описать не смогу… Ну и ладно…
А следом вспыхивает еще одна мысль: как мы завтра с боссом будем смотреть друг другу в глаза?..
Глава 14
Утро.
Самое ужасное утро в моей жизни.
Томление в теле давно прошло, а волнительная завязь в солнечном сплетении осталась, и она вовсе не связана с удовольствием. Мне очень стыдно. Ощущение такое, будто вчера я была пьяна, а мозг затуманен, хотя не выпила и капли алкоголя.