Потом мы снова пьем шампанское, играем в какие-то смешные игры на узнавание друг друга. Например, в «Я никогда не…» Казалось, в этот раз победа уж точно за мной — проще перечислить, что я в своей жизни делала, — но они как-то умудряются меня обхитрить, потом звучит фраза: «Ты что, никогда не кричала в открытый люк?!», и вот я уже вылезаю из люка почти по пояс.
Страшно! Кольцевая. На скорости ветер ошеломляет, забивается в рот, в нос, в уши. Распущенные волосы реют, будто флаг, бьют по щекам.
Я кричу о том, как люблю эту жизнь, и сначала мысль одна: лишь бы мошка в рот не попала. Потом забываю об этом: словно вписываюсь в поток ветра, сливаюсь с ним, и никаких других мыслей. Жаль только, руки на скорости не распахнешь — приходится держаться за крышу изо всех сил.
Время летит, в окнах лимузина мелькает закат. Мы едем смотреть его на Минское море, купив в кафе на заправке самые вкусные в Минске кесадильи с курицей и вялеными томатами.
Едим и гуляем по набережной, почти пустой. Пытаюсь надышаться свежим воздухом. Я сегодня не спала и толком не ела. Кажется, скоро просто лягу на этот белый, недавно завезенный песок, и отрублюсь.
Сажусь. Мэтт опускается рядом. Парни — поодаль, на фоне алого, с черничными подтеками, заката — пытаются попасть камешками в летящих чаек, но пока по лбу получает только Жека.
Кладу голову Мэтту на плечо.
— Я здесь из-за тебя, — говорю. — А почему здесь ты? Вижу, что тебе это все не по душе.
Он обнимает меня за плечи. Мимолетно целует в висок.
— Вот они — издержки отношений с писательницей: все подмечаешь.
Отношений… От этого слова у меня под ложечкой щекочет от волнения.
— Ты же почти не спала. Устала? Отвезти тебя домой?
Сейчас мне так спокойно, так хорошо… И этот закат, и близость Мэтта, и шампанское в голове, и податливость тела, будто уже немного не моего. Какое чудесное было бы окончание дня!.. Но Мэтт не ответил на мой вопрос — тем сильнее желание узнать ответ. Узнать Мэтта. Мне такой возможности в жизни может больше не представиться.
Внезапно возле нас вырастает Жека.
— Домой?! Кто сказал: «Домой»?! Вечеринка только начинается! Погнали!
Я первой вскакиваю с песка и протягиваю Мэтту руку.
Он поднимается, затем резко притягивает меня к себе, я почти падаю в его объятья. Какое-то время мы вот так молча стоим, обдуваемые легким ветром с запахом тины. Над нами орут чайки — похоже, теперь они охотятся за Лисом и Жекой.
— Мне очень хорошо с тобой, — вполголоса говорит Мэтт, обнимая меня крепче. — Ты мне по душе.
Не понимаю, что с ним происходит… Он словно со мной прощается.
Глупости! Мэтт бы сказал. Но на мгновение мне становится больно так, что режет в груди. Просто от одной только мимолетной мысли…
— Пойдем, — уже бодро говорит Мэтт и берет меня за руку.
В лимузине Лис включает лазерное шоу и легкую танцевальную музыку. Мы снова пьем шампанское, откуда-то взялось блюдо с фруктами.
Лимузин плавно скользит по ночному городу, останавливаясь возле неоновых вывесок то в одном месте, то в другом. Когда Лис со Жекой выскакивают на улицу, мы с Мэттом целуемся. Потом они возвращаются с целлофановыми пакетами. «Сувениры», — поясняет Лис.
Как же мне нравится целоваться с Мэттом!.. В эти минуты во мне просыпается какая-то другая Ника: сексуальная, дразнящая, желанная, смелая.
Последняя остановка лимузина — бутик-отель, стилизованный под замок: кованые фонари, кирпичные стены, окна со шпросами. Мы вваливаемся в ресторан в подвале, там для нас зарезервирован отдельный зал со сводчатой крышей и дубовыми столиками. В конце зала — небольшая сцена, едва заметная в темноте, тусклый свет туда не дотягивается. Справа от нее — черный рояль.
Лис быстро делает заказ и возвращается к нам.
— Так, пока ждем, давайте поиграем в игру наоборот. Ведущий говорит, что он делал много раз, и если кто-то из игроков этого не делал, то делает прямо сейчас. Готовы?..
Я теряюсь от обилия форм слова «делать», мысленно пытаюсь подобрать синонимы, чтобы избежать повторов — профдеформация, а Лис уже начинает игру.
— Итак, я много раз… пел в караоке!
Опять рогот, свист, все рады, я тоже смеюсь, пока не оказывается, что в караоке пели все, кроме меня. И мне нужно идти на сцену.
— Я? — пьяно улыбаюсь. — Да ни за что! У меня ни голоса, ни слуха.
— Правила есть правила! На сцену! — Жека и слушать меня не хочет.