Х. Люблю покусывать твою нижнюю губу, водить по ней языком, а потом посасывать ее, пока ты не начнешь стонать и тянуть меня за волосы сильнее.
Б. Я от одних поцелуев готов взорваться, Хель. Это одновременно унизительно и потрясающе.
Х. Господи, Бен, расслабься уже, отпусти свои брутальные заморочки. Просто чувствуй. Если тебе хорошо, значит это нормально.
Б. Уговорила, красавица. Я с тобой вообще все отпускаю. Особенно, когда ты такая страстная и пылкая.
Х. Вот и молодец. Я хочу, чтобы ты тоже горел со мной. Хочу чувствовать, как твои губы расслабляются, раскрываются навстречу моим, чтобы я могла проникнуть в твой рот языком.
Б. Ээээ… Хель, откровенно говоря, я не любитель поцелуев с языком.
Х. Серьезно?
Б. Ага.
Х. Мне кажется, тебя просто не с теми целовался.
Б. Очень даже может быть.
Х. Готова поспорить на деньги, что смогла бы тебе показать, как это круто.
Б. Даже спорить не буду. Уверен — смогла бы.
Х. А как без языка? Совсем без языка? Это не серьезно, Бен.
Б. Ну не совсем. Мой язык очень даже хорош в определенных случаях.
Х. Это когда?
Б. Когда ты обнажена и лежишь подо мной, и я втягиваю в рот твой сосок, чтобы пососать его, пощекотать языком, отпустить и облизать, дразня его кончиком, а потом опять сосать и покусывать, слушая, как ты стонешь от желания.
Х. О-о-о. Даааа, этот именно тот случай, я понимаю. Боюсь, что стонами я не отделаюсь, буду кричать.
Б. Придержи свои крики, детка. Мне мало твоей груди. Я хочу больше. Целовать твой животик, спускаясь все ниже и ниже, провести языком вокруг пупка, развести в стороны твои ноги, чтобы ты открылась мне, доверяла мне.
Х. Бен, черт… Ты имеешь в виду?
Б. Да. Хочу чувствовать твое возбуждение ртом, водить языком, собирая каждую капельку, пробуя тебя на вкус. Целовать, мягко касаясь губами, дразня, доводя до безумия мою любимую девочку.
Х. Малыш, я…
Б. Да, сладкая, я знаю. Тебе понравится, обещаю. Сильнее твоего оргазма у меня на губах я желаю только одного…
Х. Знаю… я тоже.
Б. Скажи мне, Хелл.
Х. Хочу, чтобы ты был во мне. Хочу целовать тебя, чувствуя, как ты двигаешься внутри. Чтобы ты обнимал меня крепко-крепко, до боли. Хочу чувствовать, что тебе хорошо, что ты счастлив со мной.
Б. Девочка моя родная, я об этом только мечтать могу.
Х. Может однажды наши мечты сбудутся?
Б. Я верю в это.
Х. И я.
Почта.
Бенедикт@ Привет, Хель. Честно говоря, надеялся, что мой язык заставил тебя забыть об этом вопросе. Хотя о чем я? Ты всегда докапываешься до сути, если тебе что-то действительно нужно знать.
У меня неровные отношения с матерью. Я ей, конечно, благодарен и все дела, но после одного ее поступка понятия дом для меня не существует. Поэтому и проводить праздники с семьей я не имею привычки.
Мать всегда была резко против всех моих увлечений. Ей не нравились книги, которые я читаю, спорт, которым занимаюсь (немного увлекался рукопашкой в школе), даже к друзьям, у которых были приставки, меня не отпускала. Но ты же знаешь, если мне чего-то запрещать — это не поможет. Читал под одеялом Толкина с фонариком, тайком бегал на тренировки, а в девятом классе мыл подъезды, на обедах экономил, но заработал себе на первый пентиум.
Мать работала много, поэтому вроде как ничего не замечала. Когда меня в ролевуху понесло, она, конечно, схватилась за голову. Я почти не появлялся дома. Она бесилась, но контролировать уже не могла. А потом позвали на Север первый раз. Разрешения я не спрашивал. Денег, разумеется, тоже. И само собой не рассказывал в подробностях. Наврал про слет толкинистов, который под Тверью раньше проходил. Там — детские игры. Она психанула, сказала, если уеду, то я ей больше не сын. Но при этом спокойно отпускала меня в Москву на заработки летом. Ее логика мне не подвластна.
В общем, я уехал. На неделю. Первый раз — он особенный. Адреналин вперемешку с безумием. И когда я возвращался, видел, как светится наше окно кухни. Это было такое потрясающее чувство. Снова дома.
Но на двери были другие замки. И мать мне не открыла. Когда я вышел из подъезда, свет в квартире не горел.
Я уехал в Москву, позвонил Старшей, своему куратору. Она приютила, потом нашла мне работу, даже договорилась, что я буду жить в офисе. У меня ведь даже общаги не было, я на вечерний поступил. Потом перевелся на очку, дали койку в комнате, но уже привык на работе тусоваться. Не люблю этот муравейник студенческий. Вообще людей не очень люблю.
Матушка моя в один прекрасный день прикатила в Москву, поймала меня после пар в институте. Как ни в чем ни бывало. Натащила еды домашней, заставила по магазинам пройтись, шмоток накупила. Наверное, совесть ее мучила, вот и откупалась, как могла. Про поездки мои не заговаривала. Я тоже решил молчать про погасший свет. Она оставила мне ключи от дома, прежде чем уехать. Сказала, чтобы приезжал в любое время. Сейчас звонит иногда. Да и я не пропадаю, но, сама понимаешь…