Он хотел почувствовать, как она прижмется голой грудью к его спине, но вместо этого ощутил хлопок. Чуть скосив глаза, Бен увидел, что она в его майке с Волком. Не в силах удержаться он расцепил руки Хелл, чуть отталкивая ее от себя, чтобы полюбоваться.
— Что? Мне снова нельзя тебя трогать? Обнимать нельзя? — моментально взвилась она, уперев кулаки в бока.
— Тебе можно все, красавица, — рассмеялся он, наслаждаясь ее вспышкой. — Просто… Московский Волк чертовски тебе идет.
— О… — вздернула брови Хелл и опустила плечи. — Прости.
— Прекрати извиняться, — попросил Бен, привлекая ее к себе за талию.
Из окна тянуло влажной прохладой ночи, которая остужала их разгоряченные тела. Даже когда Бен докурил, они не спешили уходить, стояли и смотрели в молочную тьму.
— Этот волк… он что-то значит? — осторожно спросила Хелл.
— Подарок на посвящение. Эксклюзивный дизайн. Теперь я официальный член клана Московские Волки, — объяснил Бен.
— Я не должна была ее надевать? Это запрещено?
— Расслабься. Все нормально. Мне нравится, как она на тебе сидит. Пойдем в постель.
— Хорошо.
На этот раз пауза была приятной. Хелл положила голову Бену на грудь, слушая стук его сердца, успокаиваясь от мерного дыхания друга. Но в голове у нее крутились вопросы, которые она не могла не озвучить.
— Бен…
— Ммм.
— А Москва и Питер… вы враждуете, да?
Он долго молчал, и Хелл уже не надеялась услышать ответ, но Бен все же заговорил.
— Официально — нет. Но и особой дружбы не получается. Старшие, конечно, держатся за теорию соратников, единого фронта, только непросто считать союзниками тех, кто готов снести тебе башку.
— Все так серьезно? Это действительно опасно? Смертельно?
— Было два случая. Первый вроде как случайность, второй… После второго Старшие перекроили всю систему. Сама понимаешь, непросто замять такое дело, даже имея связи.
— А Старшие — они кто? Большие шишки?
Бен засмеялся.
— Можно и так сказать. Они организовали систему, сами подбирают новичков, но по большому счету просто следят, чтобы соблюдались правила, никто не болтал, и прикрывают наши побоища.
— А раны?
— В поле всегда несколько врачей. Стейна, мой куратор, сама медик. В смысле бывший куратор.
— Стейна? — Хелл аж приподнялась, не веря своим ушам. — Которая поет?
— Да, Стейна, которая поет. Она Старшая. Одна из первых.
— Сдуреть можно.
— Не стоит, — улыбнулся Бен.
— А я все думала, как ты втерся в друзья к ее группе? — хихикнула Хелл в ответ.
— Прикрыл пару раз их задницы. Фолк они играют круто, но мечами машут так себе. Любители.
— А Питерская группа? Они тоже с вами?
— Они с Ястребами.
— С кем?
— Питерские Ястребы, клан северной столицы.
— Тот парень, Кеннет…
— Ооо, нет, нет, нет, — оборвал ее Бен, — давай про Кеннета не будем.
— Почему?
— На ночь обсуждать мудаков — плохая примета.
Хелл хмыкнула.
— Засыпай, почемучка. Тебе нужно отдохнуть. Завтра будет новый день.
— Ты уезжаешь завтра.
— Почти ночью.
— Все равно.
— Спи, родная. Завтра целый день наш.
— Люблю тебя, — зевнула Хелл, удобнее устраиваясь у него под боком.
— И я тебя люблю, — выдохнул Бен ей в макушку, касаясь губами волос. — Засыпай.
Хелл еще долго лежала с закрытыми глазами, не в силах отдаться сну. Ей виделись мечи и битвы, вихри стали, брызги крови. Это пугало и манило ее одновременно. Жизнь Бена была такой странной и пьянящей.
«Смогла бы я стать частью его мира?» — задалась она вопросом и не нашла однозначного ответа.
Хелл уснула, слушая, как Бен тихо напевает, перебирая ее волосы:
"Хельга, Хельга!" — звучало над полями,
Где ломали друг другу крестцы
С голубыми свирепыми глазами
И жилистыми руками молодцы.
"Ольга, Ольга!" — вопили древляне
С волосами желтыми, как мед,
Выцарапывая в раскаленной бане
Окровавленными ногтями ход.
И за дальними морями чужими Не уставала звенеть,
То же звонкое вызванивая имя,
Варяжская сталь в византийскую медь. *
----------------------------------------
*Мельница — Ольга.
Глава 7. Один клинок на двоих
Мой друг, я луною призван,
Бьют землю лунные кони.
Мой друг, я луною призван,
Мне не уйти от погони.
Луна моя, зимний пламень,
Зима, звезда и тревога,
Зима и сердце, как камень,
Зима, в никуда дорога.
Канцлер Ги — Судьба моя-звездный иней (текст Вера Камша)
Гриша просыпался медленно. Сознание бережно вытягивало его разум из сладкого сна, позволяя почувствовать рядом уютное тепло девичьего тела, прижимающегося к его боку. Он чуть улыбнулся, пытаясь снова отключиться, но режим и привычка не оказали ему такой любезности. Гриша знал, что сейчас около пяти-шести утра и уснуть не получится. Но он все равно попытался очистить голову, снова впасть в сладкое забытье. Но вместо этого нагрянула совесть, чувство вины и почти родная уже самоненависть.
Гриша ударился в размышления об Олиной девственности и собственной глупости. Он должен был понять, заметить, разглядеть в ней неопытность. Ее неуверенность и слишком сладкие поцелуи. Она так страстно ласкала его — Гриша не помнил, чтобы получал столько внимания от девичьих губ с кем-то еще. Возможно он просто не тех выбирал. Возможно Олины нежности — это отражение ее желаний, а не признак неопытности.
«Дева-Валькирия, — вспомнил он. — Дева».
Оказалось, это был не пустой звук. Видимо, распутная Москва отбила у него чутье на такие дела. Гришка никогда не связывался с невинными овечками. Был у него такой пункт в личном кодексе. Как бы ни приятен был секс, но ломать молодых девочек Гриша не желал. Ему было проще с дамами доступными, которые не мнят секс событием, а воспринимают его просто приятным времяпрепровождением.
А сейчас Птицын попал. И самое паршивое, что доля беспомощности Бена передалась и ему. Вместо того чтобы тихо выбраться из кровати и ускользнуть на тренировку, он пустил свои руки в путешествие по теплому обнаженному телу.
Оля не спешила просыпаться от его прикосновений, лишь потянулась, улыбнулась, мурлыкнула. Гришка хмыкнул себе под нос, любуясь расслабленным лицом девушки. В голове назрел коварный план, который он поспешил привести в исполнение.
Птицын мягко прикоснулся поцелуем к губам Оли, посчитав это отправной точкой. Его рот двинулся ниже, лаская ее шею, плечи, грудь, мягкий живот, бока. Закапываясь в одеяло, Гриша слышал, как она тихо стонет от его нежностей. Оля потянулась, просыпаясь. Это был отличный момент, чтобы закинуть ее ноги себе на плечи и провести языком по ее уже влажной плоти. Ольга дернулась, тихо пискнув. Хотя возможно и вскрикнула — Гришка под одеялом не слышал. Он был слишком занят, рисуя языком вензеля вокруг ее клитора, посасывая и дразня, облизывая, даже немного прикусывая. Птицын только вошел во вкус, а Олины бедра уже напряглись. Он немного поубавил пыл, собирая ртом обильную влагу, что дарило ему ее возбуждение. Но эта заминка была пыткой для них обоих. Не находя сил тянуть, Гриша вернулся к пульсирующему бугорку, одарив его вниманием по полной программе. Он усилил нажим, потирая языком все быстрее и быстрее. Птицын крепко держал ее за попку, не давая ерзать, чтобы она прочувствовала пик наслаждения до конца, чтобы он прочувствовал его в полной мере.
Тонна удовлетворения и нелепого счастья накрыла его вместе с ее освобождением. В этот момент Гриша чувствовал себя не менее слабым, чем Бен. И самое паршивое, ему не хотелось пыжиться, корчиться, чтобы освободиться от власти этой девушки. Он просто хотел ее, хотел, чтобы ей было хорошо. Даже зная, что это плохо, Гришка все равно хотел.
Проползая вверх под одеялом, Гриша оставлял влажные поцелуи на Олином теле. Он улыбался, слыша ее хихиканье, предвкушая, как увидит румяные щеки и искорки в глазах. Она не разочаровала его.