— Не бардак, а рабочий беспорядок, у меня все под контролем.
Парк закончился, вон и дом. На шестом этаже в окошечке укором гулёне горит свет. Ванька поставил свою ношу на землю.
— А что ж ты, профессионалка, не расспросила меня в подробностях, как я к девчонке подкатывал да что говорил, да как она реагировала. Ты что в курсовой писать будешь? Сочинять от балды? А я тебе скажу, почему…
— Просто у меня сейчас философией голова забита, — поспешила перебить Настя, — а потом ты мне все расскажешь, как договаривались. И даже можешь рассказать, как вы целовались, мне вот ничегошеньки не будет.
— Ну-ну.
Она долго пыталась попасть по кнопкам домофона, пальцы не слушались.
— Ой, как мне сейчас влетит. Папа, наверное, уже спит, и защитить некому будет, а эти двое как накинутся.
— Пошли, ты что Кольку боишься? Да он сам под утро приходит, — Ванька потащил ее в подъезд.
— Что положено Юпитеру, то не положено сестре. Ты, Вань, иди. Я сама пешочком, — она шагнула к лестнице.
— На лифте поедем, — схватил ее за руку Иван, ладонь у него была теплая. А лифт где-то гудел вверху, но никак не хотел спускаться.
— Он только на восьмом, я пешком.
— Стоять. Я не пойму, ты в лифте со мной боишься ехать? — хмыкнул Ванька.
— Ничего я не боюсь, — Настя вырвала руку и засунула ее в карман.
— А зря.
— Чего зря?
— Зря не боишься, я сейчас приставать буду.
— Чего ты будешь делать? — округлила Настя глаза.
Двери лифта с шумом открылись.
— В волка и Красную Шапочку играть будем, — он подхватил ее за талию и внес в кабину.
— Ой, мамочки! — пискнула Настя.
Тяжелые створки сомкнулись, лифт понесся вверх. Несколько секунд двое смотрели друг на друга, потом начали целоваться. То, что накопилось за день: все эмоции, страсти, страхи, все было выплеснуто в этот обжигающий поцелуй. Ванька целовал жадно, нагло, бесстыже. Он был голоден, и это чувствовала даже неопытная девчонка. Сердце дико прыгало, ударяясь о грудную клетку, будто пытаясь ее пробить. Лифт остановился на каком-то этаже, но Иван тыкнул, не глядя, первую попавшуюся кнопку, и кабина помчалась вниз. Насте показалось, что она падает. «О чем там думала Красная Шапочка, когда ее волк глотал? Ну, наверняка не о пирожках». Чужие руки забрались под одежду, горячие ладони коснулись спины. Девушка вздрогнула и крепче обхватила парня за шею, потянув на себя. Ванька медленно тяжело выдохнул. Лифт поехал вверх. Кто знает, чем бы все закончилось, если бы кабина не остановилась где-то посередине, двери распахнулись, и насмешливый голос Кольки не проговорил у самого уха:
— Хорош лифт ломать, гоняют они туда-сюда, нашли карусель.
Настя испуганно отпрянула от кавалера, одергивая куртку.
— А что за запах, вы пьяные что ли? — Колька втянул носом воздух.
— Я нет, могу дыхнуть. А Малая пробку понюхала и готова, — Ванька прищурил левый глаз, на губах играла улыбка.
«Малая? Шутка эта дурацкая, я для него кто?»
Настя, ничего не говоря и не прощаясь, ушла в квартиру. Ожидающая в прихожей мама, уже набрала воздуха что-то сказать, но увидев потухшее лицо дочери, только сокрушенно покачала головой. Не раздеваясь, Настя прошла в свою комнату и прямо в куртке завалилась на кровать. В полудреме она чувствовала, что кто-то стаскивает с нее одежду, откуда-то издалека до нее долетал шепот матери: «А я говорю, что он ей не пара. Видел, в каком состоянии она домой явилась? А что дальше будет? Скажи ему, пусть от нее отстанет, что ему девок мало? Коль, какая там любовь?» Любовь, а какая она? Настя погрузилась в сон.
Утро было тяжелым, похмельным. Голова раскалывалась, глаза слипались, мысли никак не хотели собираться в кучу. «Восемь двадцать. На первую пару опоздала. Ну, и чего меня никто не разбудил?» Настя встала, хватаясь за виски. На столе лежала написанная огромными буквами записка: «Мы честно пытались тебя поднять. Таблетки в кухне на холодильнике».
— Спасибо и на этом.
Пискнула эсемеска. От Ваньки. Анастасия не сохранила его телефон, но последние цифры 007 запомнились. Накатило какое-то глупое волнение, открыла: «Жива?» и блюющий смайлик — вот и все сообщение. И это после таких поцелуев? Для него это вообще ничего не значило, просто показал свою власть над ней. «А и нет у тебя никакой власти!» Настя принялась отбивать текст: «Я была пьяная. Мне очень стыдно. Надеюсь, вы с Ирой меня простите». «И пусть не думает, что я здесь страдаю».
Она напряженно стала ждать ответа. «Пи-пи-м», — ответная эсемеска. И что он написал? Настя то брала, то откладывала телефон, никак не решаясь посмотреть. Что он написал? Что написал? Палец нажал на конвертик сообщения. Там было только одно слово: «Дура».
4.4
Автобус сонно колесил по городу, немногочисленные угрюмые пассажиры забились по углам. Настя, выбрав самое дальнее кресло, уселась у окошка, расположив на коленях блокнот и ручку. Дорога из универа домой длинная, маршрутка кланялась каждому столбу, можно было неспешно, и, что самое главное, на трезвую голову, обдумать сложившуюся ситуацию.
«Вот почему это я дура, скажите на милость? Ко мне подкатывает парень, спрашивает пренебрежительно, мол, что до сих пор жениха не нашла, ну если так, то я так уж и быть, готов из жалости тебя как „залежалый товар“ взять. Куда же деваться, сестра друга? Как вам предложение? Я, естественно, отказываю, да любая бы отказала. Так в любви не объясняются, если она вообще предполагалась. Что же делает отвергнутый мной кавалер: страдает, тоскует, пытается бороться, хоть как-то понравиться? Так нет же, тут же ищет утешение у другой, пристает к ней, щипает за зад. Меня вот он вчера ни разу не ущипнул. Конечно, кто я такая, чтобы меня щипать. Потом подсаживается ко мне же и просит помощи склеить объект мечтаний, да еще и объявляет прямым текстом без намеков, что влюбился в ту другую по уши. Я верю, помогаю, компрометирую себя, между прочим, в глазах семьи, а что он? Начинает за мной ухаживать, лезет целоваться и так далее. А сам сегодня с другой идет в ночной клуб. Что нормальная девчонка должна подумать? Правильно, либо бабник, либо витязь на распутье, сам не знает кого ему надо. А как вам блюющий смайлик вместо пожелания доброго утра? И после всего этого я, по его мнению, дура, а он кто? Все, хватит причитать, работать пора. Что мы имеем?»
Автобус резко затормозил, блокнот слетел на пол. Настя со вздохом его подняла, стряхнула налипшую пыль и начала чертить схему: «А имеем мы субъект И, который испытывает пока не твердую, но все же симпатию к объекту И. Нет, как-то у меня два И получилось. Субъект В, который испытывает симпатию к объекту И». Настя начертила В и от нее стрелочку к И. «Согласно рекомендациям мадам Пупкиной, В провел атаку на объект И и добился первого успеха — был благосклонно прощен, теперь следует все закрепить ночным клубом, где телесный контакт медляка создаст предпосылки для дальнейшей близости. Помехой в осуществлении этого плана выступает некая точка А (в народе АП), которая вместо того, чтобы сводить влюбленных и укреплять их взаимные симпатии, мешается под ногами и отвлекает субъекта В. Сегодня в результате тактически верно составленной эсемес, помеха А была изолирована. Путь свободен, потому как субъект В ее никогда не простит. Никогда. Уж я его знаю, и так удивительно, что он после первого раза еще раз подкатить попытался».
Настя печально посмотрела в окно, день был тусклым, пасмурным и навевал сон. Деревья уже стояли в легком зеленом тумане первых крохотных листочков, но будничная городская серость поглощала робкую весеннюю радость. Между двух домов частного сектора внезапно промелькнул розовым пятном цветущий абрикос. Он настырно разрывал пастельную мягкость дня ярким жизнелюбием. «Так рано, а уже цветет? На Чижовке всегда все раньше расцветает. А Лиза побежала на свидание, у них с принцем любовь, а я пойду давать взятку и плодить коррупцию. Интересно, Сережа со Светкой стали встречаться? Надо как-нибудь у Кольки спросить. Он мне, кстати, коробку конфет должен».