Лидер резким движением выбивает нож из рук, и тут же меня оглушает сильный удар по лицу. Мужчина разозлился мгновенно, орет что-то про неверный захват оружия. Не выдерживаю и кричу в его ненавистное лицо, чтобы не смел меня трогать. Как будто это могло помочь. Весь ужас пережитого вечера захлестывает меня быстро подступающей истерикой, в пылу которой я не могу себя контролировать и говорю, все что думаю. Разговор переходит на повышенные тона, а заканчивается несколькими обвинениями в мой адрес. Каждое обвинение, брошенное презрительным тоном, сопровождается сильным ударом, от которого тяжело устоять на ногах. Лицо горит от нескольких пощечин, дыхание сбито, а в груди ком, не дающий сделать вдох, когда последний удар в живот бросает меня на колени. Пытаюсь подняться, но безжалостная рука тянет за волосы вверх, а потом и вовсе тащит к выходу из комнаты. Сердце уходит в пятки, когда я понимаю, что он тащит меня прямиком в спальню.
Изо всех сил выворачиваюсь, бью руками и ногами, но мужчина слишком возбужден, чтобы что-то чувствовать. С силой кидает меня на кровать, и через секунду наваливается сверху. Тяжелое жаркое тело плотно прижимает к кровати, разгоряченное дыхание обжигает кожу, а жадные руки начинают свои грубые ласки. Делаю последнюю попытку образумить насильника и прошу остановиться и поговорить, но он только сдавливает мое горло сильнее, лишая кислорода, а черные глаза с расширенными животным возбуждением зрачками смотрят сквозь меня. Настойчивым языком лезет в рот, щетиной царапает все еще горящую от пощечин кожу, руками поднимает футболку, и гладит бедра, постепенно поднимаясь все выше. Изо всех сил пытаюсь отбиться, выскользнуть из-под огромного тела, но наши силы не равны. На мгновение начинает казаться, что у мужчины много, очень много рук, потому что я чувствую его везде, каждая клеточка тела ощущает настойчивое давление и жестокие ласки. В бессилии впиваюсь в напористые руки ногтями, царапаю изо всех сил, но запястья тут же оказываются в ловушке огромных ладоней, а руки надежно зафиксированы над головой. Я оказываюсь в еще более беззащитном положении. На глазах выступают злые слезы при звуке расстегиваемой ширинки. Не о таком первом разе я мечтала. И не о таком мужчине. Почему, ну почему со мной все должно было случиться именно так?
В глазах темнеет, из горла вырывается громкий крик, когда мужчина, наконец, вторгается твердым членом в мое беззащитное тело и, зарычав от удовольствия, начинает двигаться, сначала медленно, потом все наращивая темп.
В эти мучительные мгновения, сопровождающиеся вспышками боли, я вижу только проколотую бусинами пирсинга бровь и мощную шею с полосами татуировки. Мужчина быстро двигается, от чего пирсинг и полосы пляшут у меня перед глазами, постепенно трансформируясь в моем воспаленном сознании в огромную черную змею, которая жалит, кусает и готовится нанести последний, смертельный удар. В ужасе зажмуриваю глаза, чтобы не видеть омерзительную тварь… Когда же это закончится?
Все заканчивается довольным рычанием мужчины. Некоторое время он расслабленно лежит, накрыв меня под своим вмиг отяжелевшим телом, грудь ходит ходуном от попытки отдышаться. Когда тяжесть уже становится невыносимой, и я начинаю задыхаться, Эрик выпрямляется на вытянутых руках и разглядывает меня с интересом исследователя, нашедшего новый образец минерала. Берет стальными пальцами за подбородок и, повернув голову к себе, впивается в глаза немигающим взглядом. Из темного, какого-то даже потустороннего, его взгляд становится почти нормальным, привычно насмешливым. Тянется к лицу и губами проводит горячую дорожку от уголка глаза к виску, в точности повторяя путь, по которому текли слезы. Прижавшись щекой к моей щеке, с издевкой шепчет на ухо:
- Приму это в качестве благодарности за спасение.
Я со злостью отталкиваю его от себя и, закрыв глаза, отворачиваюсь. Видеть не могу эту рожу. Хмыкнув, Эрик легко вскакивает с кровати на ноги и уходит в душ. Я переворачиваюсь на бок и, завернувшись в пушистое покрывало, прижимаю колени к груди и замираю, обхватив себя руками. Из груди рвутся отчаянные всхлипы, меня всю переполняет желанием разреветься, но приходится сжать зубы – не доставлю этому садисту еще большего удовольствия. Тело и лицо болят от ударов, а внизу живота все саднит от грубого бесцеремонного проникновения. На внутренней стороне бедер – кровь, а в душе бушует разрывающая сердце буря, состоящая из боли, беспомощности, стыда и чувства униженности. Как ты мог так поступить со мной? Никогда, никогда тебе этого не прощу, будь ты проклят.
За дверью стихает шум льющейся воды, а через минуту в спальню тяжелыми шагами заходит Эрик. Я так и лежу, отвернувшись, а он, судя по звукам, немного постоял у кровати, а потом с размаху упал рядом со мной. Попытался стянуть покрывало, но я, опередив мужчину, резко встаю, подхватываю валяющиеся на полу футболку с трусиками и молча выхожу из комнаты.
Мне в спину несется уставший, но довольный голос:
- Спишь сегодня здесь, понятно?
Пошел ты, думаю я про себя. Больше мне сказать нечего. Неужели он поймет хоть один приведенный довод? Эрик – непробиваемый эгоист, который, как избалованный ребенок, привык получать желаемое любой ценой. И мне «повезло» оказаться той самой желанной игрушкой. Сама того не ведая, я попала в ловушку, из которой нет выхода. Здесь – тем более, да и во фракции он, как Лидер, имеет надо мной полную власть. Сказать, что я попала, ничего не сказать. Не сиделось же мне в Дружелюбии. И даже самообман, что все будет хорошо и я с этим справлюсь, уже не работает. Как мне справиться с необузданным, разрушающим все на своем пути, влечением этого кобеля?
Горячие сильные струи воды не только смывают с тела всю грязь, но также и избавляют от мерзкого зуда на коже от его прикосновений. Ощущение, будто своими касаниями он втоптал меня в грязь, и избавиться от этой грязи хочется еще сильнее, чем от крови убитого изгоя. А еще шумный душ заглушает слезы. Только тут я могу дать себе волю и выплакать все то грязное и мерзкое, что есть в душе после общения с этим похотливым зверем.
Не знаю, сколько времени я просидела на коленях прямо на полу, поливаемая сверху обжигающими кожу струями воды и рыдая над своим безвыходным положением. Но времени хватило, чтобы немного успокоиться, перестать судорожно всхлипывать и привести мысли в относительный порядок.
Вытираюсь полотенцем, а потом, нехотя, влезаю в футболку своего врага. Делать нечего, моя одежда все еще мокрая насквозь после стирки.
Глубоко вдохнув перед дверью, решаюсь и захожу в спальню. Как я и думала, Эрик спит, лежа на животе. Одна рука с черной татуировкой лежит на подушке над головой, вторая вытянута в сторону. Шея беззащитно открыта, вызывая сильнейшее желание воткнуть в нее нож. Или взять пистолет, приставить к бритому виску и нажать курок. Аж руки зудят от предвкушения. Но мысль о неминуемом трибунале и последующем расстреле заставляет уйти непрошенные мысли прочь. Умирать из-за тебя – слишком много чести. И еще смешнее будет остаться робинзоном в этом богом забытом лесу. Хотя, конечно, когда-нибудь отряд приедет наконец-то на этот кордон, и тогда мне в любом случае не поздоровится, ведь их встретит истерзанный и утыканный найденными на кухне вилками труп Эрика, висящий на ближайшем заборе. Пытаюсь, хоть и неудачно, но шутить, хороший признак.
Подбираю сброшенное на пол покрывало и выхожу из комнаты в кухню. Диван небольшой, но мне места хватит.
Сильная рука обхватывает запястье и, резко дернув, стаскивает с дивана. Падаю на пол, больно ударившись спиной, и тут же открываю глаза. В комнате светло от льющегося в окно утреннего света, а надо мной склонился, улыбаясь, мой ночной кошмар.