Я остаюсь одна в полумраке огромного помещения — избитая, дрожащая, еще толком не отдышавшаяся и окончательно ошарашенная реакцией Эрика. И что он несет? Ведь я не убивала…
Только успеваю восстановить дыхание, как дверь снова распахивается — Эрик влетает в нее один, тут же хватает меня за руку и, не давая опомниться, тащит за собой. Молча, глотая слезы, почти бегу за ним по коридорам, выходя, наконец, на Главную площадь. И вновь знакомый до боли джип, куда Эрик бесцеремонно усаживает меня — с силой надавив на голову, заставляет пригнуться и буквально вталкивает на переднее сиденье. Сев рядом, нервным движением выворачивает руль, и внедорожник срывается с места.
В таком состоянии он глух к моим попыткам объяснится, поэтому молчу, смотря в окно и не видя проносящегося за окном пейзажа. В полнейшей тишине мы довольно быстро доезжаем до огромного безлюдного пустыря, находящегося где-то на окраине Искренности. Со всех сторон пыльная, залитая солнцем площадь, бывшая раньше, судя по форме и отсутствию следов асфальта, спортивным стадионом, окружена разрушенными многоэтажками и кучей строительного мусора. Удивленно оглядываюсь на Лидера — это идеальное место для спокойного разговора? Но Эрик на меня даже не смотрит — он достает из кобуры пистолет.
— Выходи из машины, — от абсолютно лишенного эмоций ледяного голоса становится по-настоящему страшно.
— Эрик, ты что?
— Выйти из машины. Это приказ, — мужчина, стиснув зубы, смотрит прямо перед собой.
Не дождавшись от меня, онемевшей от ужаса и плохих предчувствий, никаких действий, шумно выдыхает и, резко распахнув дверь, выходит. В несколько шагов обойдя автомобиль, хватает за рукав куртки и грубо вытаскивает наружу. Оттащив от машины на несколько шагов, делает болезненную подсечку — я в очередной раз падаю на травмированные колени, взвыв от боли. Эрик молча стоит у меня за спиной, слышно лишь его тяжелое дыхание.
Начинаю упрямо подниматься и прошу:
— Пожалуйста, дай мне все объяснить. Я не убивала…
Толчок ногой в спину опрокидывает меня обратно на землю. Поднимаю испачканные серой пылью ладони, автоматически пытаюсь отряхнуть, но замечаю, что пыль везде — на брюках, майке, рукавах, наверняка, и у меня на лице, размазанная вместе со слезами. Тягучая обида на этого бездушного, глухого к моим словам человека оглушает, обжигает, лишает сил бороться. В нашем убогом мире нет и не было места справедливости.
— Только не ври, что для тебя это имело значение! — обреченно выкрикиваю за спину со всей злостью, на которую только была способна в этот момент.
Сильнейший удар тяжеленным ботинком под ребра выбивает из легких весь воздух. Судя по всему, это и есть ответ — значит, какое-то значение все же имело, и, возможно, еще не все потеряно. Уже в который раз упрямо сжимаю зубы и пытаюсь подняться, но в затылок упирается дуло пистолета.
— Вот и всё, сука, — прозвучавший голос принадлежит не Эрику, а лишь пустой неживой оболочке, лишенной чувств и эмоций.
Вот и все. Почему-то именно эти три слова, произнесенные моим любимым мужчиной, который, стоя сзади, вдавливает мне в затылок холодное дуло, окончательно заставили поверить в неизбежность собственной смерти. Слезы вновь потекли ручьями, будто бы выкрутили кран, а горло сдавило от спазмов. Я хочу так много ему рассказать — как все было в действительности, что мне пришлось пережить, но не могу — изо рта вырываются только хрип и рыдания. Как же страшно умирать! Страшно до одури, до истерики, до желания взвыть и броситься в ноги, умоляя о пощаде. Но я этого не делаю — это Эрик, и это бесполезно, он меня не слышит. А ведь я ни в чем не виновата, и с осознанием этого умирать еще обиднее.
Говорят, перед смертью перед глазами проносится вся жизнь. А я, стоя на коленях посреди выжженной солнцем безлюдной площади, думаю лишь об одном — как у некоторых получается встречать смерть с гордо вздернутой головой, презрением в глазах и решительной улыбкой на лице? Видели бы они сейчас меня…
Щелчок взведенного курка заставляет обреченно закрыть глаза ладонями и сжаться в комок. Это конец. Эрик, только не тяни, пожалуйста, сделай это сразу. Ждать — страшно до тошноты.
Дуло давит все сильнее, будто мужчина не решается, но проходит секунда, две, три, и он нажимает на курок.
POV Эрик
Сейчас мне одновременно хочется сделать две вещи —пристрелить эту безмозглую идиотку и утащить ее в свою берлогу, приковать наручниками к кровати, чтобы не оставить возможности даже в коридор выйти, не то что покинуть фракцию. Одного раза мне хватило, чтобы осознать, как же мне стала дорога эта девчонка из ненавистного Дружелюбия.
И сейчас, возвышаясь над ней и вдавливая в россыпь темных волос несущее мгновенную смерть оружие, я понимаю это как никогда. Взвожу курок — стоящая на коленях спиной ко мне плачущая девушка закрывает лицо ладонями и сжимается в комок. Медлю, давая ей прочувствовать каждую секунду, каждое мгновение поглощающего сознание, одуряющего страха — точно такого же, которое испытывал я на протяжении всей последней недели.
Это было худшее решение в твоей жизни, Карми.
Пальцем ощупываю гладкий курок, задерживаюсь на мгновение и нажимаю.
Громкий щелчок — Карми резко вздрагивает и всхлипывает, замирая на месте. Швыряю пистолет в пыль рядом с ее коленями и отхожу к машине. Присаживаюсь на капот и, отвинтив крышку с фляги, жадно выпиваю чуть ли не половину разом — сучка, этот день ты запомнишь на всю жизнь.
Какое-то время девушке требуется для того, чтобы осознать, что ничего не произошло, что она по-прежнему жива. Карми отнимает руки от лица и недоверчиво оглядывает себя, затем, видимо, все еще находясь в шоковом состоянии, медленно, как во сне, протягивает руку к лежащему в пыли пистолету. Чисто женским движением отерев от пыли гладкий ствол, крутит в руках, оглядывая невиданную ранее новейшую смертоносную игрушку, затем ловко вынимает обойму и замирает, разглядывая лежащий на ладони магазин. Пусто, детка. Пистолет не был заряжен.
Шатаясь, поднимается с земли, делает попытку отряхнуть колени, но, покачнувшись, выпрямляется. Посмотрев затравленным взглядом, нетвердыми шагами, как робот, идет в мою сторону, затем молча протягивает руку. Без слов поняв ее жест, вкладываю в раскрытую ладонь флягу. Девушка делает один глоток, второй, третий, а затем закашливается — виски для нее, конечно, крепковат. Но в таком состоянии самое то, ведь отдышавшись, она начала понемногу приходить в себя. Наконец, поднимает на меня взгляд своих зеленоватых глаз, в глубине которых я вижу лишь горечь и страдание, а затем… Затем она отводит руку в сторону и резко выплескивает мне в лицо остатки виски.
— Ублюдок!!! Мудак!!! — с каждым словом голос Карми звучит все увереннее, злее и громче, — Охреневший говнюк!!! Если решил стрелять — надо было стрелять, а не разводить это дерьмо!!!
На мгновение замерев, я со злости хватаю зарвавшуюся дрянь за плечи и валю на капот. Первый порыв — снова ударить ее, но вид испуганной девушки, автоматически пытающейся поставить блок и защитить лицо, успокаивает моментально — резко выдохнув, спихиваю ее с машины обратно на землю. Карми падает, но тут же снова вскакивает на ноги. Пытается что-то еще сказать, но горло перехватывает — она лишь всхлипывает и отворачивается.
Сигарета – вот что мне сейчас нужно, срочно. Отерев ладонью лицо, нервно щелкаю зажигалкой, пытаясь прикурить, и лишь с четвертого раза, наконец, справляюсь — едкий дым проникает в легкие, успокаивая нервную систему. Через несколько напряженных минут за спиной раздается тихий голос.
— Что сказал Макс?
Не глядя на Карми, цежу:
— Дал на выбор два варианта — прострелить тебе башку или вышвырнуть к изгоям.
Не дождавшись никакого ответа от угрюмо молчащей девушки, добавляю:
— Я дам тебе третий.
— Застрелиться самой? — нервно усмехается Карми, — обратно все равно уже не вернуться — Макс убьет меня прямо на пороге.
Глубоко затягиваюсь, потом выпускаю подряд два колечка дыма. Глядя, как они медленно уплывают все выше, говорю: