Сильно. Прямо рыдает. Не могу её такой видеть. Почему она так ужасно расстроена? Из-за меня? Так вроде мы всегда так с ней общаемся, и никогда я не видел, чтобы Виола так серьёзно рыдала, даже в тот ужасный день, у загса. Что-то с нашей дочерью? Что-то Алёной? У меня аж сердце кровью обливается от неизвестности.
Поэтому я, недолго думая, захожу в класс, иду прямо к ней.
Глава 26. Султанов
— Что случилось, Виолетта Валерьевна? Почему вы плачете?
Увидев меня, она быстро убирает со стола бумаги, наводит порядок, что-то прячет, вытирает слёзы. Садится ровнее, делает вид, что ничего не произошло.
— Я не плачу! У меня просто соринка в глаз попала. И я чихнула. У меня, когда чихаю, всегда слёзы.
— Плачете! Я же вижу.
Обхожу стол, наклоняюсь, заглядываю ей в лицо. Носик распух и покраснел.
— Вам кажется, Марат Русланович!
— Ничего мне не кажется. Я тут мимо шёл… — откашливаюсь в кулак, сам себя останавливаю, время врать прошло, пора демонстрировать чувства, иначе так и будем топтаться на месте, как два борца сумо. — Я, когда к вам шёл, услышал ещё в коридоре. Что случилось?
— Зачем вы ко мне шли? — смотрит зверьком, шмыгает носом.
Вот тебе и крутая во всех смыслах хоровичка. Вздохнув, беру стул, ставлю рядом с ней. Всё равно уже нечего терять.
— Соскучился.
— Только что виделись.
— А я вот соскучился!
Виолетта вместе со своим стулом отодвигается.
— Вы много себе позволяете, господин директор. И прекратите на меня дышать и кашлять, а если я заболею? Потом приду домой и заражу дочь и мать?
— Это бесполезно, вы уже были со мной в близком контакте.
— Ну не в таком уж и близком.
Сажусь вплотную, касаюсь её плеча своим.
— Что произошло? Я могу помочь.
— Никто мне не поможет. Идите в кабинет.
— Не пойду, — перехожу на тихий хриплый простудный шёпот.
Она закатывает глаза, пытается всё скрыть.
— У меня всё нормально!
— Ну я же вижу, что не нормально!
Кашляю.
— И с чего вы решили, что я буду делиться чем-то с совершенно посторонним мне человеком? Я лучше Родиону позвоню.
— А что ж не позвонили до этого? Не такой он и родной вам человек, так ведь?
Она снова вздыхает.
— Уходите.
— Я уже один раз ушёл, как дебил, теперь вот разгребаю, — произношу отстранённым задумчивым голосом, потому что внимание привлекает то, как она колупает уголок листа четвертого формата, перевернутого текстом вниз.
Моментально догадываюсь, что причина в нём, и нагло хватаю его со стола. Она пытается отобрать. Визжит. Я поворачиваюсь к ней спиной.
Уважаемый педагог лупит меня кулаками по лопаткам. Не обращаю внимания и начинаю читать. В левом верхнем углу логотип клиники. В правом ИП, фамилия доктора, адрес, дальше написано: протокол ультразвукового исследования молочных желёз, эластография. Куча непонятного текста. И фотография девушки с голыми сиськами без нижней части тела и головы. Какие-то пометки ручкой, подпись и печать.
— Это вы на обеде ходили туда?
— Так! Это не ваше дело! — Виолетта забирается коленками на стул и всё же вырывает у меня медицинское заключение.
— Семь лет было не моё. Теперь моё.
— Вы всего лишь мой директор! Директор должен следить за качеством моей работы, а не за моей грудью.
— Я не просто директор. Я ваш любимый мужчина и отец вашей дочери!
— ЧЕГО?! — начинает громко и натужно смеяться, при этом продолжает хныкать. И как у неё получается одновременно?
Хотя видно, что изо всех сил старается успокоиться.
— А Родион тогда кто?
— Родион — это досадное недоразумение, которому недолго осталось. Не скрою, что в его появлении виноват тоже я.
— Ну и наглый же вы тип. Откуда такие только берутся?
Опять отбираю у неё бумагу.
— Ну да! Тут написано новообразование. Это нехорошо, естественно, но надо разобраться.
— Это наверняка что-то ужасное! — не справляется с эмоциями, явно боится, паникует. — У меня рак! Я уверена. Мне конец. Кто останется с Алёной? Она же маленькая. У меня никогда ничего не было. Я была здоровой. А тут просто пошла на обычное обследование — и на тебе! Я не ожидала и теперь не могу успокоиться.
Я сам боюсь за неё.
— Надо всё проверить. Это просто одно УЗИ и мнение одного врача, что сразу так рыдать-то? — Как бы между делом обнимаю её за плечо, снова усевшись рядом.
Она скидывает мою руку. Я опять кладу на плечо. Как приятно её обнимать, хотя мне тоже жутко и боязно.
— Родиону это не понравится, — имеет в виду мою руку.