Травкина садится ровно, откидывается на спинку стула и, положив ногу на ногу, ждёт.
— Ну да, ну да! А вам ведь надо на репетицию. Ткаченко повёз Ульяну, могли бы поехать с ними. У вас через пару дней отчётный концерт.
Она зевает. Смотрит вперёд, вправо, влево, поджимает губы, щёлкает языком.
— Меня Валентина ненадолго заменит, потом я продолжу с детьми сама.
— Зачем? Ну вот какой вам смысл сидеть здесь? Со мной в очереди?
Она поворачивается. Смотрит мне в глаза. А у меня в груди всё горит и пылает от радости. Я ведь не совсем дурак. Всё понял. Заботится она обо мне.
— Господи, ну какой же вы зануда, Марат Русланович?! Ну вот я уйду, вы сбежите, и вас не проверят, а потом семьдесят процентов поражения лёгких, и ага…
И опять отворачивается, разглядывая плакаты о том, как важно мыть руки по десять минут к ряду.
— Так и скажите, что вы волнуетесь за меня, — улыбнувшись, игриво толкаю её плечом, пью кофе.
— Ага! Губу не раскатывайте, — вздёргивает подбородок. — Это всё ради коллектива. Говорю же, не хочу опять привыкать к новому начальству.
Глава 28. Султанов
Конечно же, никакого воспаления лёгких у меня не оказалось. Правда, пришлось пить всякие гадости, делать ингаляции и поваляться несколько дней дома. Виолетта мне не звонила и не писала. Хотя я ждал. Убедившись, что я не в критическом состоянии, она залегла на дно. Думаю, переживала за результат анализа. И я по-прежнему нервничал. Тоже ждал. Несколько раз порывался ей позвонить, но одёргивал себя, понимая, что ей это не понравится. Вдруг ей всё же удалось отвлечься? А тут я с солью на рану. Всё равно ничего не изменить. Надо только ждать.
А тем временем наступает самый последний и очень насыщенный день учебного года: праздничный концерт, вручение грамот, суматоха и полнейшая неразбериха. Во всех кабинетах идут репетиции, школа буквально гудит от какофонии музыкальных инструментов и пения. Я бесконечно что-то утверждаю и подписываю.
Не знаю, почему перед самым началом отчётного концерта Ульяна Сергеевна приносит результаты биопсии Виолетты именно мне в кабинет, а не отдаёт их Травкиной, но она кладёт их на мой стол, улыбается и уходит.
А я хватаю конверт и даже не думаю, что, вообще-то, открывать его не имею права. Разрываю одним грубым движением и с бьющимся в горле сердцем принимаюсь читать разбегающиеся в разные стороны буквы. Никак не могу понять. Что значит эта абракадабра? Локализация: ОБР полтора сантиметра. Заключение: смешанная фиброаденома. Это же вроде бы хорошо?! Рекомендуется секторальная резекция левой молочной железы.
Операция, что ли? Ладно, неважно. Этим займётся предложенный Ткаченко самый лучший в городе маммолог. Самое главное, что плохой результат выглядит иначе — я знаю, я гуглил. И эту «фибру» я тоже искал в интернете. Всё будет хорошо.
Бросив результаты на стол, я подхожу к кулеру и выпиваю целый стакан воды, потому что под чёрной шёлковой тканью моей плотно прилегающей к телу рубашки течёт пот. А ведь у меня в кабинете отнюдь не жарко. Я просто так за неё волновался, что чуть с ума не сошёл.
Выдохнув, улыбаюсь. В никуда. Как дебил. Теперь я точно знаю, что значит фраза «гора с плеч». Поправив костюмные брюки, я пытаюсь успокоиться. Потому что совсем не по-мужски при любимой женщине скулить от радости как девчонка. Теперь-то мы точно справимся. Я её никуда не отпущу. Главное, что с ней всё более-менее в порядке.
Звоню ей и жду, мечтая сообщить радостную новость. Но, когда Виолетта довольно быстро — что удивительно — появляется на пороге моего кабинета, я обомлев, забываю, как правильно произносятся слова. Потому что всё тело словно искрится. Я и так в последнее время не могу спать, зациклившись на воспоминаниях с приёма узиста, а тут красная блузка и джинсовая юбочка. Она выглядит как девчонка. Юная, стройная и дико сексуальная. А глаза… Это вообще законно быть настолько красивой? Понимаю, что я просто у её ног.
Она даже не ругается по тому поводу, что я прочёл результаты без неё. Просто хватает бумажку. И, пробежав её взглядом, расцветает как майская роза. Не хочу, чтобы она снова плакала. Никогда. Я буду стараться. Я сделаю всё от меня зависящее, только бы не слышать душераздирающих рыданий.
Мечтаю, чтобы она всегда выглядела сияющей, как сейчас. Мы оба счастливы, что результаты хорошие. И я подхожу к ней. Я близко.
Она поворачивается, смотрит на меня, улыбается, затем снова читает. А после чуть подпрыгивает на месте, сжимает кулачки, визжит от радости и… неожиданно обнимает меня. Понимаю, что если бы тут стоял Родион, завхоз, сторож Петрович или наша вахтёрша, то она поступила бы точно так же. Она просто очень-очень счастлива.