— Здравствуйте, Марат Русланович. Вы мне тут работать не рекомендовали, а в гости-то можно? — И обнимает её за талию.
Свет то горит, то тухнет. Дети переигрывают, крича в микрофон слишком громко. Кто-то фальшивит, но меня не волнует ничего, кроме того, что он к ней прикасается.
Так хочется сжать его тонкую шею, перекрыть кислород и наговорить гадостей о том, что ему можно вымыть полы языком в моем кабинете и сожрать кактус на подоконнике. Вот что ему можно.
Но правда состоит в том, что однажды моя ревность уже привела нас к тому, что этот недоумок прикасается к моей женщине. И, по большому счету, если я нападу на него прямо сейчас, то это ничего не изменит. Я уже показал свои чувства, эмоции, всю свою страсть, а она дала мне по морде и ушла. Она здесь с ним. Она опять смотрит волком…
— Я пришёл к своей женщине, — кажется, пытается превратить меня в бойцового петуха.
Видимо, он, задевая потолок рогами, решил раззадорить меня и довести до ещё одного греха. Но не в этот раз. Он то боится, то нападает. Странный тип.
А я меж тем директор этого замечательного учреждения, и моя работа сидеть в зале, аплодируя ученикам и преподавателям. Восхищаться проделанной за год работай. Несмотря на малиновую пелену перед глазами, и кулаки, которые чешутся. Нет у меня права убивать его, хотя очень-очень хочется.
— Добрый вечер, — холодно отвечаю ему, поймав на себе её острый взгляд.
После спускаюсь по деревянной лестнице сцены, иду в зал.
Глава 30
Мы с Валентиной катим чемоданы по перрону. Слышен стук колёсиков. Впереди её муж с ещё одним чемоданом, вокруг него вьются дети: моя дочь и их сын, на пару лет младше моей Алены. Сегодня мы двумя семьями отправляемся в санаторий. Я давно хотела попасть в «Рассвет», говорят, там очень хорошие процедуры. Но из-за того, что устроил директор в последний учебный день, всю последующую неделю, вплоть до самой поездки, я не могла спать, есть и даже разговаривать о чём-то другом, кроме того, какой же он чудак на букву М. И да, я ничего не скрыла, ничего не утаила, ничем этот стыд не приукрасила. Всё равно Валентина знает о нас. Какая уже разница?!
— Это, Валь, знаешь, как называется?
— Это называется вокзал?
— Это называется: добился, чего хотел, и успокоился.
— Кто?! Родион? Таки взяли его в консерваторию? Добился? А он такой, кажется, спокойный, а смотри-ка!
Тяну чемодан ещё активнее, правым глазом поглядывая на Алёну, которая на пару с Андрюшей принялась играть в салочки. Не самое подходящее место.
— Теперь я понимаю, почему ты, Валюш, провалила физику, пытаясь стать учителем по этому предмету, и в итоге находишься тут, с нами.
— Ну вот это было обидно!
— Я вообще ужасный человек, спроси Марата Руслановича.
— Не буду я ничего у него спрашивать. Я стесняюсь. И, если бы не наша поездка, Виолетта, я бы вообще перестала с тобой разговаривать.
— Ну прости! — Не останавливаясь, приобнимаю её за плечо. — Ты же знаешь мой невыносимый характер. Но у тебя совершенно нет логического мышления.
Она вздыхает, просит своего мужа Валентина не давать детям подходить близко к краю перрона.
— Ты только что говорила, что дала отставку Родиону. И тут же добавила про «как это называется».
— Потому что мне надо пить пустырник. Я вся на взводе.
Мне хочется орать и топать ногами. Потому что этого не должно было случиться, а я ещё и поплыла, как портовая шлюха. Над головой звучит голос диспетчера, который объявляет, что наш поезд прибыл и нумерация начинается с хвоста состава. Я всегда нервничаю в такие минуты. И истерично прибавляю шагу.
— Из-за Родиона пить пустырник?
— Да нет же! — Меня сейчас всё нервирует: от стучащих клювами птичек на железных отливах до Валентины, которая почему-то не понимает меня с полуслова и совершенно не умеет читать мысли.
А ещё меня вдруг жутко беспокоит мысль, что если он мне не звонит и не пишет, если мы не будем общаться, то есть ругаться в письменном виде, то выходит, что мы с директором увидимся в следующий раз только в начале следующего учебного года…
Это не должно меня смущать, но почему-то волнует.
— Ты на взводе из-за УЗИ?!
— Там вроде всё не так страшно. За границей подобное вообще не трогают. У нас рекомендуют удаление. Но я ещё не решила.
— Тогда давай просто расслабимся и подумаем о том, как нам будет хорошо. Впереди отдых. Процедуры, бассейн. Вечерние дискотеки.
Но тут я теряю дар речи, потому что к трём нашим чемоданам присоединяется шум колёсиков четвёртого. Нас обгоняет наш уважаемый директор. Откуда он здесь взялся? И почему я как бы рада, но в то же время опять злюсь? И капельку счастлива, но не могу его простить. У меня уже столько всего, за что я не могу его простить, что я почти что запуталась.