— И что это за: «Он не знает, как к тебе подступиться?» Ты не забыла, что он сотворил? Как он поступил со мной! А Родион?
— Мне кажется, ты сама уже забыла, что он там сотворил семь лет назад, — смеётся Валя, а я психую.
И в этот момент дверь в купе со скрипом открывается.
— Ваш чёрный с бергамотом. Девочке фруктовый. Приятного чаепития! — Проводница заносит в купе два дымящихся стакана в красивых жестяных подстаканниках. — А вы что-то будете? — обращается к Валентине.
Обомлев, теряю дар речи. Потому что, во-первых, я не заказывала чай, а во-вторых, он помнит, какой я люблю. Щёки становятся ещё ярче. Буквально горят. Как будто я с мороза.
— Нет, спасибо, мы с семьей собирались пойти в вагон-ресторан, — улыбается Валентина и при этом поглядывает на меня.
— Но мы не просили чай. Я, конечно, люблю с бергамотом, но я думала заказать позже.
Я прям растеряна. А проводницы уже и след простыл.
— Может, это Родион? — Взяв сумочку, Валя накидывает ремешок на плечо.
Наши взгляды встречаются. Она откровенно издевается. Потому что я стараюсь делать вид, будто мне всё равно, но получается плохо. Неожиданно. Я то ревную, то скучаю, то радуюсь. В больницу меня. На принудительное.
— Родион боится ходить между вагонами. Это точно не он.
Она по-девичьи хихикает.
— Ладно, пойду своих мужиков искать, приятного чаепития, девочки.
И, выйдя вслед за проводницей, закрывает дверь. Мы остаёмся в купе вдвоём. Я опять сама не своя. Если не Валя заказала нам напитки и не Родион, то сразу понятно кто. Ну даже если и так. В этом нет ничего такого. Может, он всем сотрудникам заказал. Ага, кроме Вали и её семьи. Сама-то я в это верю?
— Спускайся, Алёна, будем чай пить.
— А что к чаю? — Опять эта головка вверх тормашками.
— Батончик мюсли с клюквой.
— Фу, ма, ну фу!
— Это полезно.
Бездумно помешиваю чай. К нам снова стучат.
— Войдите.
— Можно?!
О нет. Только не это. На пороге Султанов. В руках у директора коробка с пирожными и ещё одна чашка чая.
Высокий, статный, красивый, он занимает собой весь проём. И я с удовольствием поела бы пирожных, но… Это невозможно.
Стук сердца в ушах заглушает для меня все остальные звуки. Я должна его прогнать, потому что должна! Нечего нам сюсюскаться. Ну переспали и переспали по старой памяти. Всё это в любом случае не имеет значения и смысла. И я буду уговаривать саму себя сколько потребуется, пока не перестану так трепетать от одного его взгляда.
Он меня бросил, он меня бросил, он меня бросил…
— Эклеры! — неожиданно громко визжит Алёна и спрыгивает сверху. Поезд как раз в этот момент качает немного сильнее, и она едва успевает схватиться за соседнюю полку.
— Аккуратно! — пугаемся мы с директором одновременно.
— Опа! — Оказывается внизу Алёнка и тут же юрко заползает за столик.
Марат заворожённо наблюдает за каждым её движением. А потом с какой-то загадочной хрипотцой протягивает руку:
— Привет. Давай знакомиться. Ты тоже любишь эклеры?
Их ладони соприкасаются: крупная, загорелая — Марата и маленькая, светлая — Алёнки. Этот контраст и символичность момента ударяют под дых.
И я не дышу. Больше ничего: ни эмоций, ни шума колёса поезда, ни дрожания пальцев — лишь глубокая, пронизывающая душевная тишина и молчание, пауза на несколько секунд. Приостановка длиною в семь лет.
Я тысячу раз с неохотой, со скрежетом зубов, практически через силу представляла этот момент. Не хотела, обзывала, ругала себя, но видела его во сне. Эти видения приходили сами собой. И я их ненавидела.
И вот это случилось. Отец и дочь смотрят друг на друга. Знакомятся.
Несколько раз меняю местами ноги под столом, ломаю пальцы и кусаю губы, потому что Марат садится к нашей дочери. Он совсем рядом.
И, когда я смотрю на них вместе, мне хочется громко, от души реветь белугой.
Глава 33
Чуть больше семи лет назад
В одной из общеобразовательных школ нашего района перед стартом нового учебного года запланирована конференция педагогических работников. В честь этого события я решила выгулять своё новое облегающее фигуру чёрное платье, надела туфли на каблуках, а на голове попробовала заплести перевернутую французскую косу. Получилось неплохо.
Захожу в пока ещё наполовину пустой зал. Ищу свободное место. Много знакомых. Но хочется посидеть в одиночестве.