— Вы должны рассказать ей, а потом и всем нам, почему же так случилось, что вы не вместе. Вы гульнули, Марат Русланович? У вас на роже написано — кобель!
Султанов резко останавливается. Алёнка, вырвавшись из его рук, провожает взглядом стайку бабочек, потом берётся за мою руку и переспрашивает у меня, что мы должны ей рассказать. А я не могу так сразу всё это вывалить.
Мне и стыдно, и обидно, и страшно!
— Если ты, Дмитриевич, не прекратишь чесать языком, то я что-нибудь напишу на твоей роже!
Отлично, теперь мы все на ты. Осталось на брудершафт выпить.
— Она на тебя очень-очень злится, мне интересна причина! В бане зажал кого-нибудь? Вступил в клуб «Десять тысяч метров», поимев стюардессу в самолете? Ты же у нас красавчик, наверняка женщины на тебя гроздьями вешаются.
— А мне знаешь что интересно, Родион: сможешь ли ты взобраться назад на перрон перед летящим на скорости поездом?!
— Ты страшный человек, Султанов!
Идем с Алёнкой прочь, к автобусу. Задолбали, ей-богу.
— Иди домой, Родион, она тебя не любит! — Даже несмотря на стук колесиков и то, что беседуют они за моей спиной, я слышу, как скрипят директорские зубы.
— Тебя-то она тоже не особенно жалует, раз всё ещё отбирает чемодан. Выходит, мы с тобой в одинаковом положении! Один — один, директор.
Алёна вырывается и, увидев вперёди Валю с семьей, бежит навстречу маленькому Андрюшке.
— Но дочка-то моя! — гордо парирует Султанов, хорошо, что она уже убежала.
— Ты никогда не сможешь оправдать тот факт, что она росла без тебя столько лет! Это даже маленькая девочка не простит. Так что ищи себе очередную молоденькую дурочку и оставь нашу семью в покое.
— Вашу семью?! Ты губу-то не раскатывай, а то камертон проглотишь!
Останавливаюсь, обращаясь к обоим:
— Я предлагаю вам поселиться в одной палатке! И вы сможете провести двадцать четыре дня в абсолютной идиллии!
Плюнув на обоих, направляюсь к автобусу. Продолжение беседы я пропускаю. Оказавшись рядом с желтым «икарусом», несколько раз прошу прощения. Водитель, раскрасневшись от злости, тычет в наручные часы. Подоспевший Марат ставит вещи в багажное отделение.
— Извините, пожалуйста, за опоздание. Скажите, а если я вам заплачу, мы можем забыть одного пассажира?
— Дамочка! Я и так из последних сил держусь, чтобы не начать разговаривать на плохом русском языке. Быстрее занимайте свои места! Немедленно!
Родион вынужден остаться на улице и искать себе такси. А уже порядком заведённый директор, обнаглев окончательно, подпихивает меня под попу, подгоняя войти в автобус скорее.
— Ещё раз так сделаешь, и я напишу на тебя заявление!
А Султанов как будто не слышит. Он идёт за мной по проходу и бурчит в спину:
— Ты можешь нормально послать этого Ромео? Я не хочу с ним драться. Он же развалится! Потом работу потеряет. Жалко мне его. Просто скажи, что у вас всё! И пусть едет домой. На дачу! Полоть картошку, сажать огурцы! Травить слизней! Там он встретит соседку по участку и у них случится любовь.
Осматриваю салон. Валя села с мужем, Алёнка с Андрюшкой. Остались два свободных места рядом и одно в самом конце. Я специально сажусь ближе к проходу, чтобы директор не сел рядом, а прошёл дальше. Но этого Годзиллу разве остановишь?!
— Двигайся!
— Там, сзади, есть ещё одно место.
— Есть только один вариант, когда я хочу быть сзади. — Наклоняется к моему лицу, заставляя покраснеть. — Это сзади тебя, моя красавица, когда мы оба раздеты! А теперь двигайся, сама же будешь ныть, что не села у окошка и не любуешься видами.
Нет, ну вы слышали?!
— Я не собираюсь ныть, я вообще не планирую разговаривать с таким хамом!
— Ладно! — Нагло подхватывает меня под бёдра своими лапищами и, учитывая, что между креслами нет ручки, легко перетаскивает.
Я возмущённо пыхчу и дуюсь.
— Я напишу столько заявлений, что в полиции устанут с тобой разбираться. У меня столько свидетелей, что я…
— Отклонись капельку.
За окном стоит Родион, он дождался такси, но не садится, а что-то активно жестикулирует в нашу сторону. Рисует мне сердце руками. Шлёт воздушные поцелуи.
Директор выставляет средний палец и со стуком тычет им в стекло возле меня. Родион сгибает руку в локте, показывая ему тот же жест, только крупнее и нагляднее для всего автобуса.
— Господи, вы как маленькие дети. Делите игрушку, как в детском саду.
— Я тебя люблю, Виола, и пытаюсь избавиться от соперника. Упертый какой баран! Надо же, а с виду не скажешь! Я думал, он тряпка и рохля, а у него прям на финише открылось второе дыхание!