— Что это ты так разошелся? — спросила Александра, глядя в красивое, жесткое лицо. — Или у тебя с программой проблемы? Рассказал бы, что ли…
— Нет у меня никаких проблем, — холодно ответил Андрей.
У него была только одна проблема, но Александре о ней знать не полагалось.
Андрей смотрел, как она убирает со стола: вид у нее был унылый, старые джинсы висели на попе складками.
— Неряха, — пробормотал он и вышел из кухни.
Он считал себя порядочным и справедливым человеком, а ни один порядочный и справедливый человек не мог долго находиться в таком положении, в каком оказался Андрей Победоносцев.
Осень накрыла Москву с головой. Целыми днями моросил скучный дождь. В метро вода со сложенных зонтов капала в ботинки и сумки. Все время хотелось спать, и было очень холодно — «отопительный сезон», как всегда, не успевал за погодой.
Было много нудной работы. Осень — время политических перегруппировок, склок и скандалов, о которых надлежало детально информировать население, слишком расслабившееся за лето на дачных участках.
Александра подозревала, что, если бы население вовсе перестало получать информацию, жизнь стала бы гораздо спокойнее.
— Сань, ты чего такая хмурая? — окликнул ее в баре Дима Тимофеев, то ли прилетевший, то ли на днях улетающий в Багдад.
Александра подвинулась, давая ему место рядом с собой. Он подсел, пристроил на краешек неубранного стола чашку кофе и достал «Житан». Почему-то в этом сезоне все корреспонденты и редакторы курили исключительно «Житан».
— Я не хмурая. Я устала и спать хочу, а у меня сегодня монтаж только в ночь…
— Замолвила бы словечко перед Победоносцевым, пусть бы он меня в свою программу взял. Спецкором в Женеве, а? Багдад надоел хуже горькой редьки.
— А в Астрахань спецкором не хочешь? — подколола Александра. — Багдад ему надоел! Видали мы таких, которым Багдад надоел…
Они посмеялись немножко, как очень хорошо знающие и любящие друг друга люди.
— Ты сама-то к нему в программу собираешься переходить или как? — спросил Дима, отхлебывая кофе.
— Или как, — буркнула Александра. — Не знаю я ничего. Может, он еще меня и не возьмет. Зачем ему жена под боком?
— Оно конечно, — согласился Дима. — Только под Викой работать тоже радости никакой, я же знаю… Я каждый день господу молитву возношу за то, что меня тогда Доренко взял.
— Ну а меня некому взять, кроме Андрея, — сказала Александра и прикурила Димин «Житан». Он оказался сухим и крепким, как махорка, которую она однажды попробовала на съемках в каком-то дальневосточном порту. — А потому будем ждать, что он решит. И спешить особенно некуда, он только с первого января запускается.
Дима отхлебнул кофе и задумчиво посмотрел на Александру, размышляя, дошли до нее редакционные слухи или еще нет. И если нет, имеет ли смысл сообщать ей о них. Он не был сплетником, но незатейливое журналистское любопытство все же напоминало о себе. Будь это не Сашка, а кто-то другой, он бы все-таки задал наводящий вопросик. Но ее он слишком хорошо знал и любил, чтобы приставать с расспросами.
— Когда бабы-Клавина годовщина? — спросил он, внезапно вспомнив, какое сегодня число. — Завтра или послезавтра?
— Завтра, — ответила Александра. — Ты хочешь прийти?
— Я улетаю, Саш, — сказал Дима. — А то бы пришел…
Они уставились в чашки, каждый в свою. Бабу Клаву знали все Александрины друзья и подруги. Она растила внучку с двух или трех лет, после того как разошлись ее родители, подкинув ребенка уже очень пожилой свекрови. Она умерла два года назад, и Александра сильно по ней тосковала.
У входа в бар произошло какое-то движение, загремел опрокинутый стул, и Дима взглянул в ту сторону.
— Ка-акие люди! И Победоносцев с ними. Посмотри, Сашка!
Очевидно, только что закончился дневной новостной эфир, потому что в бар ввалилось сразу столько начальства, сколько бывало только после совещаний и каких-нибудь ответственных эфиров. Александра сразу углядела Вику. Яркая среди темных пиджаков — роза в густых зарослях крапивы, — она сияла ухоженным лицом и зубами американского производства. И Андрей тоже был там, будущий босс среди уже состоявшихся боссов — представительный, неторопливый, дорого и модно одетый.