Но сегодня, докуривая последнюю — одну на двоих — сигарету и строя планы на будущее, они не могли этого предположить…
— Поехали, — сказал Вешнепольский, — я тебя подвезу только до метро. У меня сегодня еще свидание.
— Неужели?
— Ужели.
— С очередной телевизионной барышней?
— Никаких барышень, Сашка, — проговорил Иван. — Все по-человечески.
— Ты меня пугаешь, Вешнепольский, — сказала Александра с напускной тревогой. — Ты что, влюбился?
Он посмотрел на нее сверху вниз и ничего не ответил.
— Ну и ну… — протянула Александра. — Как же это случилось?
— Само собой как-то, — нехотя отозвался Иван. — Пошли быстрей, уже пол-одиннадцатого. Придется мне тебя до дома везти. А где, кстати, Победоносцев?
— Если ты надеешься сплавить меня ему, то зря. Он, наверное, уже давно дома. Вань, подожди меня внизу, я только сбегаю, пакет возьму. Дома ни куска хлеба, Андрюха небось голодный сидит. Хорошо еще, что я вспомнила…
— Давай, — разрешил Иван. — Я пока позвоню.
По причине позднего времени работал только один лифт, и, притоптывая ногой от нетерпения, Александра почти вслух торопила его.
На пятом этаже было пусто, в коридорах горела ровно половина ламп, но дверь в комнату «Новостей» была открыта, и Александра на цыпочках, чтобы не попасться на глаза никому из начальников, прокралась в свой закуток за шкафом с кассетами.
Пакет с хлебом был задвинут глубоко под стол, и ей пришлось лезть за ним туда же. Придерживая мусорную корзину, чтобы она не рассыпалась, Александра уже протянула руку, как вдруг услышала совсем рядом Викин голос:
— Кто там?
И голос ее мужа:
— Да никого нет.
И снова Вика:
— Ты бы запер дверь на замок, Победоносцев. Не хватает нам еще разборок с сотрудниками.
Дверь скрипнула, закрываясь, повернулся ключ. Александра затаила дыхание. Ну и ну! Прямо как в комедии. До чего же смешно — сидеть под столом и слушать их разговор. Она представляла себе, как потом расскажет об этом Андрею.
И еще много лет спустя эта идиотская, наивная доверчивость мучила ее и не давала покоя.
Прошуршали по ковру колесики Викиного кресла. В двух сантиметрах от Александриного яоса прошли черные ботинки ее мужа.
— Викуш, я все понимаю, — мягко сказал Андрей. — Все вопросы я решу. Только не хочу делать это наскоком…
— Да каким наскоком! — неожиданно взвилась Вика. Или она уже была на взводе? — Скоро год, как ты со мной спишь. Я пробила тебе эфир. Представила папаньке. Ты ему даже понравился. Все, поезд ушел, Андрюша. Обратной дороги нет, если только опять в Набережные Челны. Я уже три месяца жду, что ты разведешься. А ты? Ты морочишь мне голову! Я терплю у себя в штате твою толстую дуру, я вынуждена приглашать ее к себе домой, где мы с тобой фактически живем, я измучилась вся, у меня нервные срывы… — Она горько всхлипнула.
Александра под столом тихонько опустила руку, которой придерживала мусорную корзину, и, стиснув кулаки, прижала их к бокам.
Этого не может быть, тупо подумала она. Я случайно попала в какой-то ночной кошмар. Или фарс. Скорее всего — фарс. Я забыла определение жанров. Со мной что-то не то. Наверное, потому, что в этот день умерла бабушка.
Она пришла тогда с работы очень рано. Ее встретил вкусный запах — на плите варился куриный бульон. Бабушка сидела за швейной машинкой. Александра окликнула ее и, даже не заметив, что бабушка не ответила, стала ей с ходу что-то рассказывать. Потом вымыла руки — бабушка всегда очень сердилась, если, придя с улицы, она не сразу отправлялась в ванную, и подошла к ней. И поняла, что баба Клава умерла.
— Зайка, не плачь, — сказал Андрей, утешая Вику, как всегда утешал Александру. — Я знаю, что тебе трудно, мне тоже трудно. Но я ведь прожил с ней полтора года…
— Чести это тебе не делает, — проговорила Вика сердито, но уже с намеком на то, что прощение вскоре будет даровано.
— Мне нужно было где-то жить в Москве. Как бы я нашел работу, если б у меня не было прописки? — рассудительно заметил Андрей. — Я получил прописку и теперь свободен, солнышко. Не плачь.
— Я ее ненавижу, — явно накручивая себя, сказала Вика. — Толстая, мерзкая баба, только и всего. Вечное хихиканье с мужиками, неуверенная улыбка, безотказность эта коровья… Господи, как она меня бесит! Угораздило же тебя жениться на такой прописке! Я бы через два дня руки на себя наложила, если бы с ней жила…
— Да ну ее, — сказал Александрии муж. — Уволишь ее, как только захочешь. Обещаю тебе, сегодня или завтра я с ней поговорю. Развод получить легко, делить с ней квартиру я не собираюсь.