Николь дернула спутанную прядку. Ойкнула. Расскажет она ему, как же! Пожалуй, на свете есть только два человека, с которыми она хотела бы поделиться тем, что с ней произошло. Полли и Сьюзен. Они все поймут. Они помогут ей собраться с духом и выбросить из мыслей недосягаемого Людвига Эшби. Вот только нужно привести голову в порядок. А это не так-то просто. Медно-рыжие упругие завитки делают вид, что послушно распрямляются под привычными ловкими руками, но стоит их отпустить, как снова пружинисто подскакивают, сводя на нет все надежды на какую-либо упорядоченность. Что в сердце, то и на голове. Сплошной хаос. Не зря, видимо, Полли провозглашает равенство внешнего и внутреннего.
Полли Стоун, их доморощенный философ, всегда была полна идеями, в различной степени бредовыми, но применимыми на любой случай жизни. Особенно по отношению к другим. Бывало довольно забавно наблюдать, как Полли внимательно слушает, склонив голову набок, чей-нибудь душещипательный рассказ (в роли кого-нибудь, как правило, выступали Николь или Сьюзен, их третья подруга). Потом Полли обычно кивала, с самым серьезным видом поправляла очки и выдавала очередную сакраментальную фразочку, которая рождала в душе собеседника неудержимое желание стукнуть «философа» по его умной голове. Фразочки были прилипчивыми, поэтому имели обыкновение всплывать из памяти в самый неподходящий момент, спустя много времени после того, как их автор был в очередной раз осмеян циничной толпой. В ответ на ехидные замечания Николь и Сьюзен Полли обычно дулась, но потом быстро отходила и в следующий раз со всем пылом своей отзывчивой души снова влезала в чужие беды.
Если уж совсем честно, сама Полли вовсе не являла собой олицетворение внутреннего и внешнего соответствия. В отличие от тонкой Николь и фитнес-подтянутой Сьюзен Полли производила впечатление уютной домашности. Казалось, все твердое, что отмерено человеку, у Полли Стоун было сосредоточено в ее имени. Чуть пухлые ухоженные белые руки Полли замечательно справлялись со своей работой: выбором пряностей, приготовлением крема, декорированием пирожных и тортов. Полли стажировалась на повара-кондитера в одном из ресторанов Бристоля и частенько баловала подруг вкусностями собственного приготовления.
На мыслях о еде живот Николь оживился. Она вздохнула, еще разок дернула своенравную прядь. Сделаем вид, что так и задумано, решила она, закалывая волосы на висках. Выразительные изумрудные глаза, почти прозрачная кожа, которая кажется еще белее на фоне темной меди волос. Вполне подходящая внешность для того, кто решил к ближайшему Рождеству завоевать сердце красавца Бристоля.
Сердце красавца… Николь вспомнила внимательный взгляд сумеречно-серых глаз, и ее сердце сжалось. Что-то он сейчас делает, красивый мужчина с красивым именем?.. Пожалуй, ей еще не приходилось встречать таких людей. Конечно, в ее жизни были более или менее знакомые мужчины, внешность которых можно было бы назвать привлекательной, сексуальной и даже неотразимой. Но ни один из них не вызывал у нее гаммы столь сложных и ярких чувств. Такое необычайное сочетание утонченности и мужественности, изысканности и силы встречалось ей впервые. Накануне вечером, сидя рядом с ним у камина, Николь была зачарована и зла одновременно. Ей нравилось и не нравилось то, что присутствие этого чужого мужчины заставляет ее сердце колотиться от волнения. Даже сейчас при воспоминании о нем ее Щеки порозовели, а дыхание участилось. Он слишком хорош, чтобы ломать своим присутствием его жизнь. Даже первая встреча с родственником вызвала такую бурю, что едва — Николь очень надеялась, что всего лишь едва, — не испортила праздник. Людвиг Эшби принадлежит другому миру. И было бы наивным предполагать, что у них могли бы быть какие-то серьезные отношения. Но он стал слишком дорог для нее, чтобы все началось и закончилось одним сексом. Николь никогда бы не променяла то чувство, которое рождалось в ее душе при мысли о Людвиге, на короткую пустую интрижку, единственно возможную в их положении.