Прежде, чем я осознаю, что плачу, он подходит и вытирает мои слезы пальцами, тихо смеясь от того, что я такая эмоциональная. Затем он облизывает уголки моих глаз, поднимает на руки и выносит из нашей квартиры.
Вся наша банда толпится в ратуше, все, кроме Дианы и нашего драгоценного Рейсера, которого мы не должны подвергать слишком многому, пока он не станет сильнее.
Здесь Мелани, Райли, тренер Люп. Тренер даже держит фотографию 5 на 8 улыбающейся Дианы, говоря нам:
— Она хотела быть в двух местах одновременно, так что я предложил принести ее снимок, пока она заботится о будущем чемпионе!
Рядом с ним стоят и смеются мои родители. У моей матери слезы на глазах, а отец сияет гордостью. Пит и Нора стоят рядом с ними, держась за руки, так как теперь они пытаются построить отношения, пока мы будем находиться в Сиэтле несколько месяцев в течение межсезонья. И Джо. Она тоже здесь, с этой дерзкой небольшой усмешкой и армейской выправкой.
Волнение пузырьками трепещет в моей груди, обжигая меня, когда мы с Ремингтоном направляемся туда, где должны оставить свою подпись, моя рука держит его — эту загорелую, мозолистую, огромную руку, которую я никогда не отпущу.
И затем мы официально расписаны, и вступаем в брак. Он берет мою руку в обе свои, его голубые глаза блестят, они влажные и полностью собственнические, когда он надевает кольцо мне на палец.
Кольцо платиновое.
— Белый бриллиант — это ты, — кратко шепчет он, подняв руку вверх в поле моего зрения. И справа от центрального белого бриллианта находится голубой бриллиант, а слева — черный бриллиант.
— Ты являешься остальными двумя, — говорю я, и глубина моих чувств перехватывает дыхание, когда я обхватываю его твердую челюсть своими маленькими руками и крепко целую его. — Я люблю тебя.
Затем я беру его большую руку и надеваю платиновое кольцо, с гладкой гравировкой на внутренней стороне "МОЕМУ НАСТОЯЩЕМУ, ТВОЯ БРУК ДЮМА".
— МИСТЕР и МИССИС РАЗРЫВНОЙ!!! — кричит банда, когда мы сделали это.
Мы смеемся, и Ремингтон поднимает меня над землей, подбрасывает в воздух и ловит.
— Теперь ты Моя, — счастливо утверждает он, затем прижимает меня ближе к себе и его смех переходит в сверкающий взгляд. Восхищенно всматриваясь глазами в мое лицо, он держит меня за затылок, наклоняется и дарит мне самый мягкий, нежный и самый затяжной поцелуй, который он когда-либо дарил мне в своей жизни.
— У нас есть для вас подарок, Брук, — Пит и Райли подходят к нам с коробкой. — Это от команды, включая нашего нового участника, Джо.
Я машу Джо, которая стоит в конце прохода, и открываю подарок.
Мелькает вспышка красного, и я достаю оттуда блестящий красный халат, идентичный боксерскому халату Реми. Но на этом надпись "ДЕВУШКА РАЗРЫВНОГО".
Радостно улыбаясь, я обнимаю их, но не долго, потому что слышу рычание, и меня обнимают большие, сильные и очень собственнические руки.
Сорок дней неудовлетворенности сексуального желания сопровождают нас по пути домой. Примитивная сексуальная энергия кружится между нами, как растущее торнадо, питаясь нашими эмоциями. Нашим счастьем, нашей любовью. Нашей потребностью. Когда мы заходим в нашу квартиру, Рейсер спит крепким снов в своей колыбели, которую Диана, видимо, перенесла в гостиную. Она опускает журнал, когда мы входим, и со счастливым визгом обнимает Ремингтона так крепко, что он удивленно усмехается. Затем она обнимает меня своими теплыми руками.
— Надеюсь, вы оба понимаете, что я буду относиться к этому ребенку, как к собственному внуку, — говорит она нам.
— Диана, — эмоционально говорю я, тронутая ее словами, — спасибо.
Ремингтон улыбается ей, его ямочки на щеках великолепны, и Диана обнимает его еще раз, перед тем, как уйти. Реми снимает свой черный галстук, отбрасывая его в сторону. Рывком расстегивая верхнюю пуговицу своей белоснежной рубашки, он заключает меня в объятия, и накрывает мой рот, переплетая наши языки, поднимая меня на гладкий деревянный стол возле входа.
— Мне нужно поцеловать, — он проводит руками по моим изгибам, — мою прекрасную жену.
Дрожь счастья проходит через все мое тело, когда я запускаю руки в его торчащие волосы и терзаю его губы так же яростно, как и он мои. Рейсер просыпается, по часам, с внезапным воплем, и мы оба отрываемся друг от друга и поворачиваемся на звук. Прежде чем я могу соскочить со стола, Ремингтон опускает меня, и целует местечко возле моего уха, быстро говоря:
— Покорми его, и тогда ты сможешь покормить меня следующим.
— У меня есть отличная идея о том, что ты хочешь, так что хорошо.
— Хорошо? — говорит он, направляясь на кухню, а я поднимаю Рейера из колыбельки.
— Больше, чем хорошо! — кричу я. — Возьми колыбель, когда пойдешь в спальню.
Я быстро сажусь на краю кровати, и рывком снимаю свой топ, опускаю бюстгальтер вниз и прижимаю нашего протестующего маленького ребенка к своей груди, сверяя часы, чтобы поменять грудь.
Вскоре Реми устанавливает кроватку с моей стороны кровати, и начинает вышагивать.
Мой лев неспокоен.
Перенасыщенный сексуальный поток проносится между нами — это зарядка за сорок дней. В уме я трахала Ремингтона тысячью способами, и я знаю, что он также трахал меня глазами каждый день.
Ремингтон пристально наблюдает, когда я кормлю Рейсера. Он съел персик и два яблока, и сейчас снова шагает, наблюдая за тем, как я кормлю нашего сына, потом расстегивает пуговицы своего пиджака, затем рубашки. В его глазах - голод. Я такая же голодная. У меня еще никогда не было такой жажды. Мы привыкли быстро излечиваться в этой жизни, но нет быстрого способа излечить свое тело после родов, и мы должны были подождать, несмотря ни на что. Но Боже, Рейсер такой хороший ребенок. Он ест и спит. У меня такое чувство, будто он знает, что его папа особенный. И он пытается сделать это легким для меня. Думаю, если бы он этого не делал, то мы бы обратились за помощью. У нас есть варианты. Выбор. Мы сами владеем собой, нашими жизнями, и мы, и люди вокруг нас этому рады.
— Ты уже закончила? — грубо спрашивает он, подходя ближе, чтобы посмотреть, и вытягивая рубашку со штанов. Он такой собственник. Каждый день, каждую ночь он притягивает меня к себе и говорит мне, что я его. Но он не понимает, что каждый раз, когда он говорит это, он также говорит, что он мой. Нельзя по-настоящему овладеть чем-то, что не владеет тобой в ответ, даже машиной.
Пока я кормлю нашего сына, мы слушаем музыку, ставим друг другу песни, и ставим песни Рейсеру. Теперь рубашка Реми весит по бокам, обнажая его восемь кубиков пресса, и он подходит и кладет руку мне на грудь, которую Рейсер еще не занял. Он держит меня за шею, наклоняется и целует меня.
Желание проносится по моим венам, и к тому времени, как Рейсер перестает сосать и дремлет, Ремингтон отстраняется и смотрит на меня, его веки прикрыты, и мои губы пульсируют от его поцелуя.
— Помнишь вопрос о семье, по которой ты не скучал, потому что у тебя ее никогда не было? — шепчу я, протягивая руку к его челюсти, любя то, что его губы тоже выглядят опухшими от нашего поцелуя. — Ты не скучаешь по ней, потому что у тебя она есть. И знаешь, что? Твоя семья находится с тобой не из-за судьбы, крови или потому, что у них нет выбора. Они с тобой, потому что они любят тебя. И выбрали тебя.
Я смотрю в его голубые глаза:
— Я выбираю тебя.
Все еще держа Рейсера возле своей груди, я оборачиваюсь, и вытаскиваю свернутый конверт, который находился в моей прикроватной тумбочке позади меня.
— Я написала тебе письмо.
Самодовольно усмехнувшись, он тянется к нему, но я убираю его обратно с озорной улыбкой.
— Я обменяю его на свое старое письмо.
— Нет, — говорит он, щипая меня за нос.
Я смеюсь.