Видимо, от удивления после внезапной догадки у меня настолько вытягивается лицо, что Краев все понимает без слов: ничего не было и быть не могло.
Но было поздно.
— А ты что? — скрещиваю руки на груди и тяну с усмешкой, наслаждаясь моментом, — Ревнуешь, Краев?
— Что? — босс даже в лице меняется. А после хмурится, сурово сводит брови у переносицы и мрачный, как грозовая туча, рявкает: — Мне что, делать больше нечего? Плевать мне на тебя и на Горского!
— Да? Ну ладно, — пожимаю плечами, но даже не пытаюсь скрыть довольную улыбку.
Позволяю Горскому взять себя под руку — он тут же воодушевленно начинает рассказывать новую историю о Карелии. Марк сплевывает едва слышное ругательство себе под нос и, печатая шаг, направляется к главному дому.
А я стою посреди занесенного снегом леса, смотрю на его удаляющуюся широкую спину, и внутри, там, где стучит сердце, соловьем разливается и расцветает весна.
Глава 16. Марк
Тимбилдинг вы говорите? Отдых посреди чудесных пейзажей Карелии? Ха-ха дважды!
Вначале все шло очень даже неплохо. Все сотрудники, что отправлялись в командировку, вылетели в Питер, а отсюда на вертолете к месту назначения. Разделиться пришлось уже на заброшенной взлетной полосе, которую расчистили специально для прилета Горского. Правда, наша машина не заводилась битый час, а когда мы добрались до пункта, где стоял вездеход, первая группа уже успешно отчалила по маршруту.
В принципе, это было хорошей новостью, потому что двум девушкам из всего нашего состава — Маше и помощнице архитектора Лине — не пришлось мерзнуть. Хуже было, что те оставались практически наедине с заказчиком. И больше всего меня волновала Комарова.
Насколько я знал, все необходимые пробы и исследования грунта были сделаны еще осенью. Была только цель застроить выбранный участок, и вот с этим возникла проблема. Максим Евгеньевич пытался сотрудничать с несколькими фирмами и, как оказалось, знатно потрепал нервы нашим конкурентам. Нет, за потраченное время заплатил, конечно, но когда я вчера позвонил знакомому из другой строительной фирмы, он чуть ли не в истерику впал, услышав имя Горского.
Так что я ожидал очень нервной рабочей поездки. Максим Евгеньевич славился тем, что на максимально возможное время затягивал переговоры. Себе же в убыток, что интересно.
Как мы добирались до чертового дома — даже вспоминать не хочется. Стемнело стремительно, поднялась метель. Вездеход и без того ехал не особо быстро, а теперь водителю пришлось еще сильнее замедлить ход. Неудивительно, что мы сбились с пути. Пытались выйти на связь по рации, хоть как-то сориентироваться, но безрезультатно. Потом эта колымага и вовсе заглохла, и мы стояли по пояс в снегу, закрывая тентом водителя от ветра и снега и стараясь подсвечивать ему фонарем, пока он пытался сделать с этим допотопным агрегатом хоть что-то.
В общем, к моменту, когда мы буквально чудом нашли дом Горского, я мысленно пообещал себе, что обязательно пришлю водителю круглую сумму за наше спасение. Заслужил.
Встретил нас старик Филимон, как он сам представился, да так, будто всю жизнь только нас и ждал. Но больше всего поразила Маша. Я и не думал, что она так переживает. Но потом обернулся и увидел ее бледное осунувшееся личико, спутанные светлые волосы, искусанные губы… Едва успел ее подхватить на руки, когда она начала оседать на пол. Вот только что я был совсем без сил — и вот несу ее на постель в ближайшую комнату, не чувствуя веса Маши. Она дрожит, льнет ко мне, рвано дышит на обмороженную кожу и от этого кровь кипит огнем.
Зато после мышка строит из себя недотрогу и всячески дает понять, что ей вообще все равно. Настолько, что даже обжимается с Горским! Ну ладно, не обжимается, а держит за руку, но сам факт! Внутри снова поднимается кислотная ревность, разъедает все внутри. Невыносимое ощущение.
— А давайте на охоту сходим? Свеженькая дичь, банька — отдохнем как следует! — от мыслей отвлекает голос Горского.
Слишком инициативный заказчик, слишком. Особенно по отношению к Маше. Заботливо подкладывает ей еды в тарелку и шепчет что-то на ухо. Комарова тихо хихикает, а я чувствую, как медленно начинаю закипать. Какого. Твою мать. Хрена. Он лапает ее?! Да, пока просто за плечи приобнял, но это только пока!
Резко опрокидываю в себя остатки алкоголя и со злостью грохаю стакан о столешницу. На кухне мгновенно повисает напряженная тишина.
— Давайте сходим. На охоту, — цежу сквозь зубы, недружелюбно глядя на Горского.
Почему меня это так цепляет? Мышка же ясно сказала — все у нас в прошлом, дала понять, что я ей неинтересен и чтобы не лез к ней. Горский так вообще крупный заказчик и будет слишком глупо упустить контракт из-за идиотской ревности.