Татыйас в городе расцвела. Свои длинные смоляные волосы она укладывала теперь на голове корзинкой, как городские модницы. Ее дешевенькие платья освежались белыми шелковыми воротничками, а пальто она шила сама, копируя фасон у истинных горожанок. Иногда Татыйас с утра уходила с соседкой-подружкой в какой-либо магазин занимать очередь, где должны были выкинуть ткань для одежды, и возвращалась домой к концу дня, уставшая, голодная, но довольная от того, что скоро у нас будут обновы.
Дети росли спокойными и послушными. Мальчишки облазили, кажется, все заборы Залога, ловили под заложным мостом рыбу, особых хлопот не доставляли, взяв с возрастом на себя обязанности по колке дров и снабжению водой. Анчик жила своей загадочной девчоночьей жизнью.
Как и Татыйас в молодости, была она высокой, стройненькой и так же, как у матери когда-то, извивалась за спиной черная непослушная коса. Анчик — мой любимый ребенок. Я ничего не жалел для нее, принося в дом после зарплаты разноцветные ленты для волос, белые носочки и конфеты. Анчик, мой длинноногий стерх, первое дитя моей божественной неземной любви к Татыйас…
Из воспоминаний оперуполномоченного уголовного розыска Ярославского РОВД г. Якутска старшего лейтенанта милиции Адамова Андрея Николаевича
«Это было обычное дело. К сожалению, сложная штука жизнь выкидывает порой такие коленца, что уносит неизвестно куда здравых, разумных людей, поисками которых мы и призваны заниматься. Обычно пропавшие люди нередко находятся в другом районе республики. То, что они не известили своих родных об отъезде, объясняют размолвками, ссорами, конфликтами.
Бывает и так, что вместо здравствующей в другом месте потери мы находим где-либо ее труп, ставший жертвой преступления. И это тоже жизнь, наша жизнь, работа, а для близких — горе. Я приступил к розыску пропавшей Ларионовой А.Г. 30 мая 1984 г. При проверке квартиры, беседе с родственниками, отцом и братом, обратил внимание на некоторый беспорядок в доме, который обязательно присутствует, когда в нем живут одни мужчины, привыкшие возлагать поддержку чистоты на женщину. Этого не скажешь о Ларионове-отце, подтянутом, аккуратном седеющем мужчине, и Ларионове-младшем, который весь как бы излучает сияние от ухоженного свежего вида. У него модная стрижка, интеллигентные руки с коротко подстриженными ногтями, белейшие зубы, видно, что человек не курит; чистая отглаженная домашняя одежда. Но дома пыль, давно немытые полы, запустение. Возможно, это от навалившейся беды, но возможна и другая причина беспорядка — нежелание ничего делать, ничего не замечать вследствие крупного, из ряда вон выходящего события.
Отец Ларионовой был очень удручен ее отсутствием, чувствовалось, что этот сильный и умный человек тяжело переносит случившееся, хотя внешне держался спокойно. Его сын Федор Гаврильевич Ларионов внешне похож на отца — высок, красив. Видно, что человек доволен жизнью, работой. По поводу пропажи сестры он уверен, что та гуляет, сказал, что видел ее из автобуса. Меня насторожило то, что в ходе беседы Ларионов-младший пытался говорить больше сам, как бы не давая возможности отцу, поэтому возникали неуловимая напряженность и недомолвки. Ларионов-старший ничего не пытался в этом изменить».
…Дети выросли, окончили школу. Анчик поступила в кооперативный техникум, по окончании ее хотели отправить в район товароведом, но я был против, Татыйас уже болела, мы собрали справки об ее состоянии, дочку удалось устроить в Якутске продавцом. Не хотелось, чтобы она уезжала из дома, жила где-то в отдалении одна, среди чужих людей, которые могут в любой момент обидеть мою радость, да и Татыйас была против этого.
Федя любил точные науки, стал физиком. Это у него получилось, и я в душе гордился своим умным сыном, был счастлив, что давным-давно переехали мы в город, дав детям возможность получить образование. И только младший, наш последыш, остановился в этом полете познания жизни. Историком, как он хотел, не стал, экзамены провалил, отслужил в армии, а потом женился. И это хорошо. У меня появился маленький внучек Ванюша, такой же беленький и похожий чертами лица на мою несравненную черноокую Татыйас.
К этому времени, когда Петя устроил свою жизнь и появился внук, Татыйас уже сильно сдала… Простуженные когда-то в сиротстве почки постепенно вытягивали из нее жизненные силы. Она похудела, сморщилась, врачи запрещали ей вдоволь пить любимый чай с молоком, а ела, что птичка.
Мне на работе выделили, наконец, благоустроенную квартиру. Радости не было конца. Теперь у каждого из нас появилась своя комната, которую он обставлял, как хотел, и где мог встречать своих гостей.